Одинокий. Злой. Мой
Шрифт:
Вот только поздно он понял, что нужно ему совсем не это. Образ Марьяны встал перед внутренним взором. Единственное, что было хорошего во всей этой истории, что она была свободна. Теперь главное, чтобы Виктор сдержал обещание и передал его братьям послание. Или, может, попытаться это сделать самому?
— А где все? — спросил Платон у карлика.
Тот постучал себя по запястью левой руки, словно там были часы.
— Так репетиция же! И мне тоже уже пора. — Человечек, спохватившись, зазвенел бубенчиками и убежал, оставляя Платона
Орк даже заходить в фургон не стал. Сделал вид, что идёт к туалетам, а сам обогнул шатёр цирка и устремился в сторону дороги.
Своей смерти он не видел. Он вообще не видел никаких образов.
До дороги оставалось каких-то метров десять. Платон слышал, что его кто-то окликнул, но не стал оборачиваться, лишь ускорил шаг.
Три метра, один...
Едва он вступил на асфальт, как в голове снова мерно загудело. Он моргнул, а когда открыл глаза, уже стоял рядом с выделенным ему фургончиком.
«Чертовщина какая-то».
В следующей раз он пошел в другую сторону, несколько раз обернулся, проверяя, не идёт ли за ним кто, но никого не было. И снова — звон в ушах, гул, потеря концентрации. Затем закрытые глаза, и... снова проклятый фургон.
В третий раз он попробовал просто из злости. Из-за того, что внутри давила необходимость хоть как-то действовать.
И на четвертый тоже, а на пятый... На пятый что-то словно надломилось внутри. Обреченность сдавила железным обручем. Платон ушёл принимать душ и приводить себя в порядок.
В фургоне нашел во что переодеться. Вещи были свалены кучей в углу на входе. Все было либо безвкусно-ярким, либо с дешевыми блестками. Пожалуй, костюм, который он снял в крематории, был не так уж плох — только рукав порван.
В итоге брюки он оставил те же, а рубашку взял из кучи шмоток. Черная, атласная, с красным вышитым клоуном сзади — символом Альбеску.
Что еще оставалось делать? Надев ее, Платон направился в цирковой шатер.
«Кто-то из местных писал Дитриху на почту, надо разыскать его и попросить отправить послание… — эта мысль помогла обрести хоть какую-то цель. — А пока… посмотрим шоу…»
Из шатра доносились звуки музыки, голоса… и одинокий смех и аплодисменты единственного зрителя.
***
Дорога вышла, прямо скажем, напряженная. Сказывалась ночь без сна, меня жутко вырубало, и держалась я только на запасах организма. Впрочем, не только я. В какой-то момент поездки Кира вообще уснула, завалившись головой ко мне на плечо. Я не стала её будить, и через несколько минут девушка сама встрепенулась, удивленно уставилась на меня своими огромными глазищами.
— Да спи, ты мне не мешаешь, — сказала я.
— Спасибо, обойдусь, — буркнула начавшая трезветь чертовка.
Настроение её портилось пропорционально тому, как светало. Видимо, накатывало похмелье, которое пробрало даже мало восприимчивую к алкоголю нечисть. Сколько же она выпила? А главное — зачем? Праздновала открытие клуба?
Мы объехали уже три точки с карты,
— Что мы хотя бы ищем? — спросил Виталик, когда мы приехали в самое первое место — заброшенную промзону с недостроенными зданиями-коробками.
— Что-то необычное. Возможно, что-то связанное с темной магией, — начал перечислять Виктор. — Возможно, какие-нибудь следы проведения ритуалов. Например, кровь или рунные рисунки. Всё, что выбивается из нормального.
— Звучит как что-то невыполнимое, — присвистнул Виталий, осматривая раскинувшуюся перед нами территорию. — Конкретики точно не будет? Хотя бы направление какое?
Виктор покачал головой.
— Ладно, давайте разойдемся, чтобы охватить больше площади, — вздохнул Виталий.
— Угу. Макс, ты идешь с Кирой. Виталик, ты сам по себе, взрослый уже мальчик. Мари, остаешься со мной.
Виталий скептически глянул на босса, но новых комментариев не последовало. Я вообще заметила, что он относится к Виктору не как к полноценному начальнику, скорее, как к другу, с которым у него рабочие отношения. Субординацию понимает, указания выполняет — но при необходимости может и к лешему послать.
Нам понадобился час для осмотра площади. Хоть пространство и казалось огромным, но оно было абсолютно непригодным для выполнения обрядов или даже просто нахождения в нем. Вырытые двухметровые котлованы, полные воды и грязи, нагромождение строительного мусора. Сомневаюсь, что Платон полностью пренебрег условиями проведения ритуала. Ему всегда были важны даже мелочи. Он не стал бы так наплевательски относиться к делу, на которое убил столько времени и сил.
Платон…
Всякий раз, когда я думала о нем, сердце сбивалось с ритма. Боль стала моим продолжением. Я понимала, что во всем виновата сама — и от этого начинала сходить с ума. Ела себя поедом.
Виктор задавал вопросы — чем занимался Платон, как, на что он обращал внимание, — и разговоры вроде бы помогали переключиться. Но глубоко внутри сидела ржавая заноза. Кровило. Каждое движение давалось с трудом. Хотелось просто рухнуть и перестать существовать.
Правда, какой от этого смысл? Кому станет легче?
Я не понимала замысла Виктора, как и желания во что бы то ни стало разобраться с ритуалом, но на третьем складе мне передалась его уверенность. Я уже не плелась вяло следом, а выискивала взглядом хоть что-то, что могло бы помочь в наших поисках. Организм аккумулировал остаток сил, и я вышагивала чисто на упрямстве.
Сам бес тоже выглядел достаточно уставшим — но в глазах его полыхало злое пламя. Он постоянно повторял про акулу и рыбешку, говорил, что не собирается так просто сдаваться. Иногда задавал мне более личные вопросы про Платона и, получая скупые ответы, втягивал воздух ноздрями — кажется, моё смущение помогало ему чуть взбодриться. Я не пыталась сказать что-то лишнее, не выдавала подробностей наших отношений, но отвечала честно.