Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром
Шрифт:
С угловатого железного корыта прогремела первая очередь.
Возможно, все дальнейшие события развернулись бы совсем иначе, если б местность имела здесь другой рельеф. Но дорога протянулась впереди совершенно прямой линией, сжатая с обеих сторон лесом и, наверное, очень хорошо смотрелась через оптику прицелов. И сама дорога, и все, что на ней было.
Первый снаряд из танковой пушки ударил далеко впереди, но ведь то был только первый. Наводчику не нужно даже менять установку, достаточно неподвижного заградогня.
Так и получилось. Мотоцикл старшины буквально влетел в следующий
Им с лейтенантом еще раз повезло, и Воронцов от души пожелал, чтоб везло и дальше.
Наверное, они добрались потом до своих, но знать этого Воронцов уже не мог.
А сам он по-прежнему оставался на бесконечной и отвратительно прямой дороге. Позади появился второй танк, теперь они били по броневику из двух стволов, и все-таки никак не могли попасть. Или Воронцова хранила всегда благосклонная к нему фортуна, или Наташа с форзейлями вовремя отклоняли траектории снарядов. Скорее всего — без мистики — и калибр танковых пушек был маловат, тридцать семь миллиметров всего, и требовалось обязательно прямое попадание и наводчики у немцев не слишком здорово умели стрелять по малоразмерной движущейся цели.
Однако разрывы ложились рядом, по броне гремели осколки и камни, и Воронцов, вдавив педаль акселератора до пола, бросал броневик от одной обочины к другой, каждую секунду ожидая последней, смертельной вспышки перед глазами, или сокрушительного удара сзади, которого и почувствовать не успеет.
Ошибкой немцев было еще и то, что стреляли беглым огнем оба танка сразу, наводчики путали разрывы и не могли корректировать установки прицелов. Из одного ствола они бы попали быстрее.
Воронцов увидел слева заросшую бурьяном не то просеку, не то тропу и, не задумываясь, вывернул руль. Броневик подбросило так, что Дмитрий чуть не выпал в открытую дверцу, под днищем заскрипело и заскрежетало. Воронцов с ужасом представил, что сейчас оторвется кардан или камнями пропорет картер. Он, не щадя шестеренок, переключил передачу с третьей на первую. Трясясь и подпрыгивая, ломая колесами валежник, возмущенно рыча мотором, броневик вынес его из-под огня.
Примерно через километр Воронцов проскочил по трухлявому мостику заболоченный ручей и оглянулся. Лес позади стоял стеной, и было даже непонятно, как он сумел через него проехать.
Дмитрий выключил зажигание и откинулся на сиденьи. Он весь был мокрый, и сердце колотилось так, будто не ехал он, а толкал двухтонную машину перед собой.
Он вылез наружу, откинул броневую крышку капота и отвернул пробку радиатора. Столбом ударил перегретый пар. Теперь нужно ждать минут двадцать, пока двигатель чуть остынет, залить свежую воду и только потом ехать дальше.
А в лесу было тихо.
Нет, конечно, с дороги доносился гул моторов и лязг танковых гусениц, пулеметные трассы еще секли верхушки деревьев, но все это было уже далеко и Воронцова словно не касалось. Сюда немцы соваться не рискнут, да и не нужно им это. Не то время, чтобы за каждым русским солдатом поодиночке гоняться.
На сегодня все закончилось. День почти угас, небо из голубого стало золотисто-зеленым, из глубины леса потянуло прохладой и сыростью, неожиданно громко вдруг заквакали лягушки в ручье.
Дмитрий сориентировался по карте. До цели осталось не так далеко.
В шею впился с омерзительным визгом крупный комар.
— Вот сволочь, пятая колонна! — Воронцов прихлопнул вампира и вытер платком окровавленные пальцы. Захлопнул дверцу. Осторожно тронул машину. Судя по пунктирной линии на карте, тропа должна вывести почти точно на место.
Больше в этой глуши ему не встретилось ни своих, ни чужих.
Детектор ожил ранним утром. Едва успело встать солнце. Воронцов как раз умылся в ручье, сжевал пару бутербродов, запил остатками остывающего кофе из термоса и — услышал зуммер оформленного под ручные часы прибора.
На циферблате светился индикатор и стрелка показывала направление. Значит, вот как раз сейчас и открылся контейнер.
Направление стрелки в основном совпадало с отмеченным на карте грейдером. Километров через восемь дорога пересекала мелкую прозрачную речку. Тут все и произошло.
…Разведка немцев застигла их на месте ночевки. Чуть в стороне от брода.
Опрокинутая и раздавленная гусеницами крестьянская телега с обыкновенным для такого случая имуществом — узлами, одеялами, вспоротыми мешками с мукой и картошкой, вмятым в землю самоваром.
Брошенный на бок возле догорающего костра закопченный чугунный казан, на холщовой скатерке нарезанные куски хлеба, несколько луковиц, деревянные ложки, нож, небольшой шматок желтоватого сала.
Кони, очевидно, разбежались, а людей немцы расстреляли из пулеметов.
Шагах в пяти от телеги лицом вниз лежал маленький, совершенно седой старик в расстегнутом суконном бушлате.
Еще трое немолодых, но крепких мужчин в разных позах, как кого застала смерть, лежали по разные стороны костра.
Пятого, богатырского сложения человека, очередь достала на бегу, когда он уже почти успел скрыться в плотно окружавших поляну кустах. Левой вытянутой рукой он вцепился в траву, рядом с правой валялся вспоротый ножом или штыком, потрескавшийся, очень старый кожаный саквояж с медными застежками. В нем, очевидно, и хранился контейнер.
Отвернувшись, Воронцов торопливо выкурил папиросу. Тут же зажег от окурка вторую. Он уже начал привыкать к виду внезапно убитых людей, но все равно было тяжело. Тем более, что сейчас присоединялся и личный фактор. Многовато всего выпало ему за последние сутки.
Он снял фуражку и, держа ее на сгибе левой руки, прошел к центру поляны.
Этот старик, наверное, и есть Хранитель. Остальные… Охрана — или как их еще назвать? Ассистенты, послушники, младшие жрецы?
«А если бы я не задержался, догнал их вчера? — думал Воронцов. — Могло бы получиться по-другому? Нет, вряд ли. Они меня просто не стали бы слушать. И от немцев я бы их не защитил. Ручной пулемет и картонный броневик против танков…»
Он совершенно упустил из виду, что до тех пор, пока немцы не вскрыли контейнер, он просто не смог бы обнаружить этих людей, даже находясь рядом с ними.