Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ-2
Шрифт:
Вечером с людьми Матео рассчитывались, они получали каждую сотую монету из поднятых, и уплывали на каноэ ночевать на берег.
Так продолжалось два дня, а вечером третьего Флинт прошелся вдоль маленького строя ныряльщиков, стоявших у фок-мачты – обнаженных, прикрытых лишь набедренными повязками. Вглядывался в каждого внимательно, словно видел в первый раз.
– Пиастры, – задумчиво произнес
Его рука совершила молниеносное, не различимое глазом движение.
– У-а-а-а-а… – издал Матео сдавленный звук и вцепился руками в живот, из-под его ладоней поползло красное.
– Пиастры!!! – завопил Флинт и ударил ножом еще раз.
В красно-серой мешанине, выпавшей на палубу, виднелись несколько кругляшей, измазанных чем-то мерзким.
– Пиастры! – кричал капитан, словно позабыл все другие слова.
Ныряльщики всё сообразили и бросились к борту. Заранее предупрежденные матросы были наготове – навалились, скрутили, не ускользнул ни один.
– Пиастры? – спросил Флинт, нагнувшись к первому, и взмахнул ножом. – Пиастры! Пиастры!!!
Наконец смолкли вопли и капитана, и людей, которых он заживо потрошил. Монеты нашлись во вспоротых кишках у всех восьмерых. Ныряльщики глотали их под водой, пытаясь таким способом увеличить свою долю.
– Соберите всё, – сказал Флинт, тяжело дыша. – И вымойте палубу. А падаль бросьте за борт.
Матео был еще жив, когда его переваливали через фальшборт, хрипел что-то неразборчивое, – но эти звуки перекрыл громкий крик попугая:
– Пиастры! Пиастры! Пиастры!!!
– Да, Джим, новых ныряльщиков Флинт не нанял, и за неполные две недели старому Бену Ганну пришлось нырять больше, чем за всю предыдущую жизнь и всю последующую. Пиастры лежали только в маленьком носовом трюме, дальше пошли слитки, и большие, и маленькие, и было их столько… Мои глаза, и глаза других ребят стали красными, как у кроликов, от полопавшихся жилок, а кожу разъела морская соль. Но мы подняли все до последнего слитка, и «Морж» осел в воде так, словно собирался вот-вот уйти на дно. Мы не доплыли бы до острова, клянусь чем угодно, первый же легкий шквал пустил бы нас на дно.
– Но как-то ведь доплыли? – сказал я, разлив по стаканам остатки шерри-бренди.
– Доплыли…
По всему получается, думал я, что серебра пираты закопали на острове тысяч на двести, и это еще самая нижняя оценка. Достаточно, чтобы окупить затраты на новую экспедицию, и чтобы стать полноправным владельцем поместья, и даже немного останется, хватит на… на долю Бена Ганна, например.
– Поедешь со мной на остров, Бен? – спросил я напрямик. – Хочу забрать серебро, но мне не обойтись без надежных людей. Кто знает, что придет в голову матросам, когда они увидят такую груду серебра… Вернее, я-то знаю.
Я опасался, что разомлевший от выпитого Бен Ганн сейчас согласится, а протрезвев – откажется.
Ошибся, отказался он сразу:
– Нет, мастер Хокинс, – сказал Бен, перейдя на официальное обращение. – Отправляйтесь без меня. Из любви к вам я вышел бы в море, хотя очень не хочу туда возвращаться. Но плыть к проклятому острову выше моих сил.
Дома меня поджидала записка от полковника. Трелони выбрал время поединка: завтрашнее утро, спустя час после рассвета. И место: укромный уголок побережья невдалеке от Киттовой Дыры. Блюменфельд писал, что заедет за мной и доставит к месту дуэли.
Да, не стоило мне пить ни херес с адвокатом, ни шерри-бренди с Беном. Но кто же ждал такой спешки от Трелони. Хотя можно было, наверное, догадаться: наверняка мистер Шусберри прикрыл кредит для моего неприятеля.
Каждый из дуэлянтов имел право на два выстрела, пистолеты (одна из двух одинаковых пар) мне достались по жребию, а вот пули, чтобы их зарядить, я отобрал сам. На возражения: дескать, заряжать оружие прерогатива исключительно секундантов, – ответил, что выбор оружия за мной, а пуля в данном случае его неотъемлемая составная часть; заряжают же пусть секунданты, я не против.
Конец ознакомительного фрагмента.