Одиссея креативной королевы
Шрифт:
После двух часов спонтанной и почти неосознаваемой смены увлекательных занятий (перечисленных выше), Айрис и Ларвеф решили рассмотреть окрестности шире – так, любопытства ради. В пляжной сумке у Ларвефа между прочим нашелся тактический бинокль-ноктовизор, позволяющий оценить обстановку в радиусе двух миль. Ночные (тепловые) виды объектов, преобразованные в яркие условные цвета ноктовизора, это феерическое зрелище. Особенно если это живые теплокровные объекты (типа, люди).
– Красота!
– объявил Ларвеф, поймав достойный объект в поле зрение, - Вот, взгляни.
– И что там? – спросила Айрис, и аккуратно (чтобы не сбить направление) взяла у него бинокль, - О! Похоже
– Смотри внимательнее, - посоветовал он, - помни о градациях условных цветов.
– Я примерно помню, - сказала она, приглядываясь к отдаленному подвижному яркому пятну, вроде, стоящему на четырех ногах и переливающемуся всеми цветами радуги.
– Ну, как, Айрис, есть идеи?
– М-м… Нет, не очень похоже на лошадку. А на что похоже – черт знает.
– Тогда подсказка. Как заявляет уфология: мы не одиноки во вселенной.
– Мы не одиноки?
– переспросила она, и тут догадалась, - Это же парочка в процессе!
– Банзай! Ответ верный. Попробуй определить: какая именно парочка?
– Нет, я не смогу. Практики мало. А ты определил?
– E-o. Это доктор Лйалл Тью и Ее величество Боудис Виндзор.
– О, черт, - Айрис опустила бинокль, - как-то это неловко, подглядывать за королевой.
– Aita pe-a, - сказал Ларвеф, - по обычаю, даже кошке можно смотреть на королеву.
…
*56. Прикладной этногенез в стиле Гумилева.
Тогда же, 31 мая несколько позже полуночи. Там же, на Токелау-Атафу.
Моту Лауала (миля к норд-норд-вест от моту Утуа).
…Королева Боудис улеглась в воду, держась рукой за толстый бортик лодки-зодиака, загнанной в мангровые заросли у берега и прислушалась к бешено стучащему сердцу. Бывают такие внезапные яркие вспышки (скажем так) физических контактов, что… Не подобрать слов. Ну, и ладно. Она бросила мысль о том, чтобы решить эту лексическую головоломку, и начала молча наблюдать, как Лйалл Тью, усевшийся на другом бортике лодки, набивает табаком длинную трубку, якобы «аутентичную реконструкцию древне-полинезийской». Потом он щелкнул зажигалкой, прикурил, и сообщил:
– Прекрасный табак для этой ночи с ароматом вишневых косточек. Если ты не станешь возражать, то я буду медленно курить, и любоваться тобой, сквозь облачко дыма. Ты в лунном свете похожа на нереально-прекрасную tuurei-te-roto.
– Извини, я сейчас не очень хорошо соображаю. Это что-то на языке утафоа?
– Да. Tuurei-te-roto, это фея лагуны.
– Мне нравится! – весело отозвалась королева, - Так что ты можешь любоваться сквозь облачко дыма, или даже без облачка. Но, я немного опасаюсь, что ты не единственный наблюдатель. Я имею в виду: мы вели себя так расковано на открытом месте, а здесь, я полагаю, не мы одни резвимся в лагуне при лунном свете.
– Боудис, любимая, - сказал доктор Тью, - не беспокойся. Даже если мы с тобой как-то случайно или неслучайно попали в чье-то поле зрения, то в системе ценностей «новых канаков» твой авторитет от этого только вырастет. А если ты подумала о чем-то вроде скрытной фото-видеосъемки, то это не успеет повлиять на решение парламента Новой Зеландии. Утром состоится голосование, но неформально что-то как-то уже решено.
– Ладно, ты так убедителен, что я не буду думать на эту скучную тему.
С этими словами, королева подтянулась к лодке, встала на ноги (глубина тут у берега составляла менее метра), и выпрямилась, подняв руки над головой. Доктор Тью очень выразительно прикрыл на секунду глаза ладонью, затем убрал ладонь и произнес.
– Ты фантастически смотришься.
– Просто, - ответила она, - у меня хорошее настроение. Сама не знаю, почему. Знаешь, трудно представить, что два месяца назад я сидела в лондонской резиденции, и читала последние регламентные бумаги, сосредоточенно думая, не забыла ли что-нибудь, или точнее, не прозевал ли что-нибудь ответственный клерк в канцелярии. А за окном шел привычный холодный дождик, и небо было серое, как спина дельфина. Как смешно. Я применяю теперь аналогии полинезийского происхождения. Спина дельфина… Где-то далеко остался Лондон, кажется, в другой жизни. И знаешь, что самое ужасное?
– Что? – спросил он.
– Самое ужасное… - она перешла на шепот, - …Что в той жизни не было тебя, Лйалл.
– Боудис, на самом деле, я был. И я любил тебя еще в той жизни, с нашей самой первой встречи в Гамильтоне, на Бермудах.
– Да, я помню. Я повесила тебе на лацкан ту медаль, и… Наверное, я тогда тоже что-то почувствовала. Только я не разобралась что именно. А потом… Не важно, ведь все это осталось в той жизни. А теперь… Теперь мне весело, что я вот так стою голая у берега лагуны. И любимый мужчина смотрит на меня сквозь облачко дыма из полинезийской трубки. И луна ползет по небу, глядя вниз, будто ей тоже интересно, что получится из приключения, которое происходит с нами.
– Кажется, - заметил Тью, - ты уже пишешь в уме тот авантюрно-исторический роман…
– О, да!
– воскликнула королева, - Тот авантюрно-исторический роман, начало которого мы придумали три недели назад в Антарктиде. «С тех пор, как полвека назад два итальянских порнографа сняли фильм «Калигула и Мессалина», большинство людей, для которых история - не профессия и не хобби, думают, что Мессалина была женой Калигулы. О времена, о нравы! Античная история пишется порнографами. Но еще хуже, что современная история пишется порнографами»… Как впечатление, Лйалл? На твой взгляд, так и оставить, или?..
– Мне кажется, надо так и оставить, - сказал он, - а о чем роман, если не секрет?
– Это я еще не решила, но уже придумала второй фрагмент. Слушай…
…Королева приняла пародийно-торжественную торжественную позу, протянула руку к яркой луне, и экспрессивно продекламировала: «Но в действительности, и античная, и современная история, пишется экономикой. Причем не той помпезной экономикой, ради которой ежегодно собираются в Швейцарии сотня самых богатых жуликов планеты, а простейшей экономикой, вроде той, о которой мы задумываемся, подбивая домашний бюджет. Как была открыта Америка? Один исландский викинг устроил поножовщину с другим, соседним викингом… Нет-нет, не за королевскую корону, и не за прекрасную принцессу, а за неоплаченные доски для свинарника. В поножовщине кто-то был убит, община изгнала зачинщика, и пришлось ему искать новое место для фермы. Так была открыта Гренландия, а сын того викинга открыл Америку, до которой от Гренландии меньше двухсот миль. Звали его Лейф Эйриксон по прозвищу Счастливый, и ему, как открывателю Америки, поставлен памятник в Бостоне. А началось все с неоплаченных досок для свинарника. Другая история, которую мы расскажем, началась похоже».