Одиссея "Варяга"
Шрифт:
Мураками подумал, что в этот раз он еще легко отделался, но больше так дразнить богов не стоит. Очевидно, подготовка артиллеристов "Варяга" получше, чем у него, постоянно прозябающего на стационерской службе и не имевших нормальных учений со стрельбой уже больше года. Смерти ни он, ни его экипаж, естественно, не боится, но умирать надо с толком. А без толку подставляться под огонь "Варяга" все же не стоит. Постреляем на циркуляции, не так эффективно, но еще пару удачных попаданий шестидюймовых снарядов "Чиода" может просто не пережить. И так уже затоплено три отсека, переборки держатся на честном слове, кораблю-то уже больше пятнадцати лет, надо думать, как доковылять
С этими тяжелыми мыслями Мураками начал разворот машинами в сторону Чемульпо. Пройти по этому фарватеру без руля уже достаточно сложно, пусть стрельбой занимается старший артиллерист, заодно и орудий на правом борту уцелело больше. Останавливаться больше не будем, "Чиода", и так выбив в одиночку "Корейца", свою часть работы уже сделал.
На мостике Рудневу по мере усиления огня японской четверки все меньше хотелось мимо нее проходить. А что, если попробовать воспользоваться преимуществом в маневре одиночного корабля перед группой и заставить коллег-японцев потанцевать?
– Лево руля! Штурман, следите за ориентирами, когда будем подходить к опасным глубинам, право на борт и постарайтесь обрезать хвост японской колонне! О "кроссинг Т" слышали? Вот и сделайте его, только наоборот.
Заметив, что "Варяг", разрывая дистанцию, отклоняется вправо, японцы решили, что на крейсере предпочитают рискнуть навигационно вместо риска артиллерийского боя. Теоретически в прилив "Варяг" мог пройти самым краем канала, по мелководью и потом уйти мелким восточным фарватером к Мазампо. Парируя маневр Руднева, командир вынужденно находящегося во главе колонны японцев "Акаси" тоже решил отклониться вправо, чтобы не допустить увеличения дистанции и продолжать держать противника под огнем. Упускать "Варяг" теперь было нельзя.
Однако он не имел достаточного опыта управления соединением кораблей, особенно настолько разнотипных, как собранный с бору по сосенке четвертый боевой отряд. Пропавший на "Асаме" Уриу, когда поспешно отбывал на нее для "переговоров", не оставил других указаний по ведению боя, кроме "отходить строем кильватера, постоянно держа противника под огнем". Это и пытались делать командиры японских кораблей, но каждый немного по-своему. В отсутствии указаний от головного крейсера, "Такачихо" пошел ему в кильватер, повернув последовательно, а "Нанива" выполнила поворот вдруг, чтобы принять строй пеленга.
Неопытный командир "Нийтаки", попав в положение буриданова осла, слишком долго колебался с принятием решения, и в итоге тоже был вынужден пойти в кильватер "Такачихо", чтобы сохранить хоть какое-то подобие строя. Но именно - подобие.
В результате этих шараханий нарушился кильватер, так удачно составленный японцами после снятия со стоянки. Через две минуты "Нанива", в результате несогласованного маневра, оказалась между японской боевой линией и отвернувшим "Варягом". Она не только блокировала линию огня "Такачихо" и "Акаси", но и, створившись с ними, представляла собой замечательную групповую цель. Руднев, вспомнив подобную ситуацию при Цусиме, пихнул локтем главарта и, не отрывая бинокля от глаз (сбылись детские мечты!), приказал, дословно цитируя адмирала Небогатова:
– Бить в кучу!
– Простите, Всеволод Федорович, куда бить?
– Ну что же вы за артиллерист-то такой, Сергей Валериянович! Ведь у вас есть минута, максимум две, пока японцы створились! Любой перелет по "Наниве" сейчас - это возможное попадание по "Акаси" или "Такачихо"! Они же все трое в эллипсе рассеивания! Максимальная
В следующие несколько минут японский огонь был скомкан поворотом и неудачным маневром "Нанивы". Строго говоря, нормально стрелять могла только она. И подтвердив высокую квалификацию наводчиков, она и добилась попадания в первую трубу "Варяга". В тот же отрезок времени "Варяг" ответил ей тремя попаданиями и добился одного, случайного, на перелете, в "Акаси".
Разрушение трубы, вернее, ее внешнего кожуха, к падению ее за борт не привело. трубы "Варяга" были, в отличие от оппонентов, двухслойными. Дыра с рваными краями уменьшила тягу котлов носовой кочегарки, но пока это не сказалось на ходе: все-таки почти полуторное резервирование... На "Варяге" стояло тридцать котлов, хотя для полного хода хватило бы пара от двадцати четырех, если топить с форсировкой. В бою это "излишество" себя вполне оправдало...
В "Наниву" попали два бронебойных снаряда: у орудий №2 и №4 кончились снаряды, взятые с "Корейца", после чего они перешли на стрельбу родным "варяжским" боезапасом. И один "корейский" фугас. Если фугас, разорвавшись под мостиком, "всего-навсего" окатил осколками носовое и первое бортовые орудия, чем приостановил их стрельбу на две минуты, пока не заменили расчеты, а первый из бронебоев, безвредно для окружающих прошив фальшборт и коечные сетки, улетел в воду, то вот второй "дубовый" снаряд "Варяга" натворил дел.
Главной защитой "Нанивы" был 76-миллиметровый скос броневой палубы, прикрывающий котлы, машины и другие "нежные" потроха крейсера. Увы, несмотря на солидную толщину брони, ее устаревшая структура (слой обычной незакаленной стали на слое железа) не смогла сдержать сорокакилограммовую болванку русского снаряда, несущуюся со скоростью в два Маха. А за ней раздолье для разрушения, самая желанная цель для противника - котельное отделение.
Увы, та самая дубовость снаряда, что обеспечила ему проникновение сквозь броню, теперь обернулась против русских. Взорвись он внутри котла или хотя бы внутри кочегарки, на кормовой группе котлов японского крейсера и, соответственно, на его способности поддерживать нормальный ход, можно было бы поставить жирный крест. Ремонт занял бы неделю, если не больше. Однако золотого попадания не вышло, снаряд просто прошил котел навылет, и ударившись о противоположенный скос бронепалубы, бессильно отрикошетил вниз.
Но и простой сквозной дырки в одном из шести жаротрубных котлов "Нанивы" хватило для того, чтобы организовать набор крупных и впечатляющих неприятностей. Котел в рабочем состоянии представлял собой набор труб с огнем от топки, проходивших через бак с перегретой водой, испарение которой он и обязан был обеспечить. Давление в котле в момент его пробития составляло порядка десяти атмосфер, и дикий свист вырывающегося на свободу пара заглушил вопли ошпаренной смены кочегаров. [26] Оставаться в переполненной обжигающим паром кочегарке было невозможно, один из котлов был непоправимо и надолго выведен из строя, остальные два временно невозможно было топить, что привело к постепенному падению в них давления.
26
Как писал через пятьдесят лет о похожей ситуации немецкий танкист: "к счастью, при попадании в наши танки гул горящего топлива почти всегда заглушает крики экипажа".