Одна из многих (сборник)
Шрифт:
– Какая уродина, – отреагировала Марина.
– Почему уродина? – возразила Алечка. – Очень красивая... – Она кинулась к кошке и подняла ее за лапы, поцеловала в морду.
Было видно, что Алечка соскучилась по дому и с удовольствием вернулась. Маленьким людям везде хорошо. Они не видят большой разницы между бедностью и богатством. Они видят разницу между «весело» и «скучно».
На кухне ужинал Олег. Видимо, только что вернулся с работы. «Много работает», – отметила про себя Марина.
Олег не вышел поздороваться. Он задумчиво ел, делал вид, что все происходящее
– Ты разденешься? – спросила Снежана.
Она не спросила: ты останешься? Об этом не могло быть и речи. Вопрос стоял так: ты разденешься или сразу уйдешь?..
– Я пойду домой, – ответила Марина. – Уже поздно.
Марина сначала произнесла, а потом уже поразилась слову «домой». Она привыкла к дому Анны и ощущала его своим. Она его прибирала, знала каждый уголок и закуток. Это был чистый, экологический, благородный дом, запах старого дерева и живые цветы на широких подоконниках.
Анна лежала и смотрела в потолок. Она рассчитывала на Марину, хотела прислониться к чужой, приблудшей душе. Но чужие – это чужие. Только свои могут подставить руки, потому что свои – это свои.
Может быть, вернуться в Москву? Жить с Ферапонтом? Заботиться о нем? Плохая семья лучше, чем никакой. Это установлено психологами.
Анна встала и набрала московскую квартиру. Услышала спокойный, интеллигентный голос Ферапонта:
– Да... Я слушаю.
– Это я, – произнесла Анна. – Как ты там?
– Ничего... – немножко удивленно проговорил Ферапонт.
– Что ты ешь?
– Сардельки.
– А первое?
– Кубики.
– Хочешь, я приеду, сготовлю что-нибудь, – предложила Анна.
– Да ну... Зачем? – грустно спросил Ферапонт.
Анна почувствовала в груди взмыв любви.
– Может, мне переехать в Москву? – проговорила Анна.
– Ну, не знаю... Как хочешь...
В глубине квартиры затрещал энергичный женский голос.
– Ну ладно, я сплю, – сказал Ферапонт и положил трубку.
Анна смотрела перед собой бессмысленным взором. Что за голос? У него в доме баба? Или работает телевизор?
Анна прошла в кабинет, включила телевизор. Фигуристая молодуха с большим ртом энергично рассказывала о погоде. О циклоне и антициклоне.
Анна стояла с опущенными руками. А вдруг все-таки баба? Тогда возвращаться некуда. Остается вот этот пустой дом, затерянный в снегах.
«Хотя бы Марина скорее вернулась», – мысленно взмолилась Анна.
Она легла, попыталась заснуть. Но в мозгах испортилась электропроводка. Мысли коротили, рвались, прокручивались. И казалось, что этому замыканию не будет конца.
Где-то около двух часов ночи грюкнула дверь.
«Марина», – поняла Анна, и в ней толкнулась радость. Стало спокойно. Анна закрыла глаза, и ее потянуло в сон, как в омут. Какое это счастье – после тревожной, рваной бессонницы погрузиться в благодатный сон.
Наступила весна. Солнце подсушило землю.
Марина сгребала серые прошлогодние листья и жгла их. Плотный дым шел вертикально, как из трубы.
В доме раздался телефонный звонок. Марина решила не подходить. Все равно звонят не ей. А сказать: «Нет дома» – это то же самое, что не подойти. Там потрезвонят и поймут: нет дома. И положат трубку. Марина продолжала сгребать листья. Звонок звучал настырно и как-то радостно. Настаивал.
Марина прислонила грабли к дереву и пошла в дом.
– Слушаю! – недовольно отозвалась Марина.
– Позовите, пожалуйста, Джамала! – прокричал голос. Этот голос она узнала бы из тысячи.
– Какого еще Джамала? – задохнулась Марина. – Ты где?
– Я в Москве! Мне вызов пришел. Слушай, мне не хватает на операцию. Мне больше не к кому позвонить.
– Сколько? – крикнула Марина.
– Две штуки.
– Рублей?
– Каких рублей? Долларов.
– А ты что, без денег приехал? – удивилась Марина.
– Они сказали, в Америке дорого, а у нас бесплатно. Я привык, что у нас медицина бесплатная...
– А когда надо?
– Сегодня... До пяти часов надо внести в кассу.
– Ну, приезжай...
Марина не раздумывала. Слова шли впереди ее сознания. Как будто эти слова и действия спускались ей свыше.
– Приезжай! – повторила Марина.
– Куда поеду, слушай... Я тут ничего не знаю. Привези к метро. Я буду ждать.
– Ладно! – крикнула Марина. – Стой возле метро «Белорусская». Я буду с часу до двух.
– А как я тебя узнаю? – крикнул Рустам.
– На мне будет шарфик в горошек. Если я тебе не понравлюсь, пройди мимо.
Рустам странно замолчал. Марина догадалась, что он плачет. Плачет от стыда за то, что просит. От благодарности – за то, что не отказала. Сохранила верность прошлому. Ему действительно больше не к кому было обратиться.
Марина бежала до автобуса, потом ехала в автобусе. Ее жали, мяли, стискивали. Какие-то цыгане толкали локтем в бок.
Наконец Марина вывалилась из автобуса. Направилась к метро. И вдруг увидела, что ее сумка разрезана. Марина дрожащими пальцами расстегнула молнию. Распялила сумку. Кошелька нет. Две тысячи долларов – все, что она заработала за восемь месяцев, – перешли в чей-то чужой карман. Сказали: «До свидания, Марина Ивановна». Двадцать щекастых франклинов помахали ей ручкой: «Гуд бай, май лаф, гуд бай...» В глазах помутилось в прямом смысле слова. Пошли зеленоватые пятна. Чувство, которое она испытала, было похоже на коктейль из многих чувств: обида, злоба, ненависть, отчаяние и поверх всего – растерянность. Что же делать? Ехать на «Белорусскую» и сообщить, что денег нет. Деньги украли. Тогда зачем ехать? Рустам ждет деньги, от которых зависит ВСЕ. В данном случае деньги – больше чем деньги.
Марина остановила машину.
– Куда? – спросил шофер, мужик в возрасте.
– Туда и обратно, – сообщила Марина.
Мужик хотел уточнить, но посмотрел в ее лицо и сказал:
– Садитесь.
Марина вбежала в дом. Кинулась к письменному столу. В верхнем ящичке лежала груда янтарных бус, под бусами конверт, а в конверте – пачка долларов. Наивная Анна таким образом прятала от воров деньги. Думала, что не найдут. Если воры заявятся и сунутся в ящик – увидят бусы, а конверт не заметят.