Одна из тридцати пяти
Шрифт:
— Я хочу понимать, что происходит.
— Я не должен вам его давать, — зашептал лекарь, склонившись надо мной, — если королева узнает…
Я глядела в его глаза, он — в мои. Может быть, нам обоим уже мало что осталось в этой жизни, а может сострадание в душе лекаря взяло вверх, но он заговорил:
— Хорошо, леди, я дам вам снадобье. Но пообещайте, бороться. Когда валмор прекратит действие, не засыпайте, главное, не засыпайте.
Я кивнула. Мужчина подошел к столу, перетер в ступке какой-то травы, плеснул туда жидкость из нескольких
Дальше вмешались служанки — стащили меня с постели и принялись одевать. Эта мука была бесконечно долгой, я норовила упасть, все время шаталась, пока во мне росли пробужденные настойкой силы. Второе снадобье лишь слегка притупило действие дурмана, мне слышались звуки, которых не было, перед газами мелькали тени и тут же растворялись в воздухе. На мне было столько драгоценностей, что, казалось, ступи я шаг, по дворцу разольется перезвон.
А потом меня усадили в кресло, где я смогла окончательно прийти в себя, если такое, вообще, можно сказать о раненом человеке.
Когда в дверь постучали, услужливый лекарь подхватил меня на руки, и мы вышли в коридор, где дожидалась стража. В самый разгар дня — ослепительного, солнечного — коридор был пуст и до самого тронного залы мы не встретили ни одного человека, кроме расставленных по периметру гвардейцев и воинов гарнизона в доспехах. Перед дверьми лекарь поставил меня на ноги, шепнул: «Только не усните» и быстрым шагом пошел прочь, нервно теребя ворот рубашки. Служанки старательно поправили мое темно-зеленое шелковое платье, и двери в тронный зал распахнулись, приглашая войти.
— А вот и наша драгоценная леди Джина! — Эдмунд мерил шагами тронную площадку, в центре которой расположился тот самый пресловутый трон, на который все примерили свои задницы. А рядом с ним стоял трон поменьше, в котором восседала Генриетта.
Все мои силы были направлены на то, чтобы подойти к ним, поэтому я проигнорировала приветствие.
— На колени, дрянь, когда с тобой говорит король! — рявкнул Эдмунд, но я продолжила идти, бросив чуть слышно:
— Ты не король.
Эдмунд, наверно, был в бешенстве. Однако его мать мягко проговорила:
— Оставь ее, она едва дышит. Бедняга должна дожить до появления Райта.
Райт. Это имя, как сильный шкальный ветер, врезалось в меня. Сердце замолотило, кружа голову.
— Пусть сядет у моих ног! — потребовал принц. — Пусть жмется ко мне, как собака!
О, как же он хотел произвести впечатление на Райта, заставить последнего страдать и мучиться.
Меня усадили у трона, на который через секунду водрузился принц, свесил руку с подлокотника и вцепился мне в волосы, заставляя приблизиться.
Тронный зал был полон солдат, советников и духовных лиц. Мне оставалось лишь гадать, для чего Райту появляться здесь. Неужели из-за меня? Неужели он рискнет всем, даже собственной жизнью, вторгаясь в логово змей?
Я с трепетом ждала, когда откроются высокие створчатые двери, и сквозь льющийся мне навстречу свет я увижу высокую широкоплечую фигуру. Кажется, это давало мне силы дышать, говорить… жить.
— Ваше величество и ваше высочество, — объявил старший канцлер, покуда пред нами предстали четыре человека, — прибыл лорд Берингер и его спутники… эм… — озадаченно пожал плечами, угадав лишь одного знакомца в этой разношерстной свите.
Впрочем, сопровождающие регента остались стоять у дверей в то время, как надменный, яростный, мрачный хищник двигался к нам. Белоснежная рубашка с воротником-стойкой, угольно-черный дублет, смоляной плащ с застежкой на плече, меч на поясе — Райт шел к нам уверенно и спокойно. Может, и было что-то благородное и милосердное в нем, но сейчас все это мирно дремало. Из его темных глаз глядело кровожадное чудовище, способное на единственное — хладнокровное, жестокое убийство.
Я любовалась им. Пожалуй, в момент полный отчаяния, страха и тревоги, у меня нашлись силы на то, чтобы с восхищением глядеть на этого мужчину. Смотреть, возможно, последний раз в жизни.
Он пришел за мной. Он жаждал забрать меня, свою собственность, свою женщину. И покарать тех, кто противился этому. Он пришел убивать.
— Поклонись мне, как подобает, — потребовал Эдмунд, находясь под надежной охраной своих стражников и телохранителей. Его пальцы, свисающие с подлокотника, зарылись мне в волосы. — На колени!
Райт остановился, и будто остановилось время, даже мое сердце замерло в предвкушении. Он проследил за движением руки принца, взглянул на меня. Рассматривал неторопливо, вдумчиво, и видел каждый уголок моей души, каждую эмоцию, ловил каждый мой вдох. Его взор проникал под покровы кожи, изучал, оценивал, обжигал.
А затем мужчина двинулся вперед — сделал шаг, поставил ногу на первую ступень тронной площадки.
— Отпусти мою женщину. Сейчас, — опять этот притворно мягкий голос, от которого по спине пробежал холодок.
Эдмунд дрогнул, сильнее стягивая узел моих волос.
— Сын мой, — неожиданно произнесла королева, понимая, что принц слишком взвинчен, чтобы осознать простую вещь — не стоит играть со львом, когда они оба в положении беззащитных ягнят, — лорд Берингер должен присягнуть тебе в верности. Он, конечно, встанет на колени. Он и сам это понимает.
Эдмунд недовольно поморщился.
— Пусть сделает это сейчас, — капризно заявил он. — Немедленно.
Его пальцы переместились мне на затылок, замерли у основания шеи, сдавливая и принося боль.
— На колени, Райт! На колени!
Вторая ступень минула — Райт хищно двигался к трону.
— Хочешь, чтобы я встал на колени, ублюдок? — по его губам скользнула дьявольская усмешка. — Или, быть может, еще хочешь спастись?
Думаю, эти слова заставили маску сдержанности упасть с лица королевы, которая поддалась вперед, выпалив: