Одна лошадиная сила
Шрифт:
Вихрю стало представляться, что, вернувшись к работе, какую он делал в молодые годы, можно воротить и молодость, и свои прежние силы. Но начинало к непогоде мозжить суставы, и он понимал, что годы не возвращаются. Меж тем Вихря теперь не каждый бы узнал, кто его видел прежде. Из тощего одра он превратился в ухоженного и справного коня. Видно, что старый, ну и пусть. Зато выносливый и работящий. Вихрь и внутренне переменился, к нему вернулось прежнее самоуважение. В деревню он бежал той особой трусцой, какой лошадь бежит к дому. Хозяин разрешил женщинам отпускать Вихря одного попастись в лесу, и Вихрь
Несколько дней Хозяин пропадал неизвестно где, потом явился, сел на Вихря верхом без седла, и они двинулись по незнакомой дороге. Здесь давно никто не проезжал — ни верхом, ни на телеге, трава поднялась Вихрю по брюхо. Ехали долго, наконец открылась лесная поляна и на ней избы. Вихря охватила непонятная тревога, он вытянул шею и громко, во всю мочь, заржал.
— Что это он? — спросил Хозяина старичок, вышедший на крыльцо крайней избы.
— Не знаю. — Хозяин спрыгнул, взял Вихря под уздцы. — Первый раз слышу, чтобы он так кричал. — Хозяин достал из кармана кусок посоленного хлеба, дал Вихрю. — Ну, ну, дурачок… — Ласковая рука коснулась морды Вихря. — Чего испугался?
Вихрь сжевал хлеб и опять заржал, но уже не громко, а слабо. Он узнал деревню, где родился и рос.
Старик и Хозяин повели его к стоявшему на отшибе закопченному дому. Вихрь узнал по запаху кузницу. Старик отпер дверь, разжег огонь, до Вихря донесся жар раскаленного докрасна железа. Хозяин завел его в станок, Вихрь приготовился вытерпеть неизбежную боль. Она оказалась не такой острой и не такой долгой, как он ожидал. Старик знал свое дело лучше, чем кузнец, к которому Вихря водили в городе.
Кончив работу, старик ласково погладил Вихря.
— У нас когда-то был такой конь. Малость посветлее. И звездочка на лбу. А грива ну точь-в-точь. Рыжко его звали.
— И Вихрь был посветлее, — сказал Хозяин. — И звездочка у него была.
— Так, так… — Старик потрепал Вихря по холке. — Понятно.
Вихря повели к дому старика. Старик отпер дверь сарая, скрылся в темной глубине, что-то там ронял, ворочал, потом стал выносить из сарая всякую всячину. Седло, хомут, расписную дугу, стопку пожелтелых брошюр, войлоки…
— Спасибо, не надо, — отговаривался Хозяин.
— Бери! — кричал старик. — Зазря сгниет! — Он выкатил напоследок расписную легкую телегу, помог Хозяину запрячь в нее Вихря. — Бери, бери! И доставь мне, милок, удовольствие, дозволь напоить твоего коня. Может, в жизни больше не придется!
Старик принес полное ведерко. Вихрь узнал давний радостный вкус хрустальной ключевой воды, вытянул ведерко до дна, благодарственно фыркнул ноздрями в светлых капельках.
— На здоровье! — вскричал старик. — Носи мою подкову и не спотыкайся!.. А ты, — старик повернулся к Хозяину, — там в брошюрах все есть, учись, будешь сам ковать. И не забудь, тридцать первого августа день Флора и Лавра, твоего коня законный праздник. Так и зовется — день Флора-распрягальника,
— Не забуду. Спасибо, дедушка! — Хозяин поклонился старику и взялся за вожжи.
II
Прошел без малого год после истории с «человеком-невидимкой» Гореловым и разоблачения Анатолия Яковлевича Мишакова.
Фомин теперь работал в отделе уголовного розыска. Володя Киселев стал директором музея, а Ольга Порфирьевна ушла на пенсию. Фомин очень надеялся, что, заняв солидную должность, Кисель перестанет изображать из себя частного детектива. И Валентина Петровна тоже считала, что Володе пора сделаться солидней. На свадьбе Валентины Петровны и Фомина он был дружкой жениха и произнес множество тостов с цитатами в стихах и прозе.
Жаркое сухое лето завершалось благодатными грибными дождями. По субботам весь Путятин устремлялся в окрестные леса. Фомин уговорился со старшим братом Виктором махнуть на машине куда-нибудь подальше, за Нелюшку, в сосновые боры. Однако вместо поездки по грибы он в субботу с утра оказался в горотделе. Накануне вечером какие-то подростки угнали лошадей из фабричной конюшни. Обычно угонщиками лошадей — в милиции их называли лошадниками — занималась инспекция по делам несовершеннолетних. Но на этот раз подростки совершили нападение на конюха и унесли ружье. Такими вещами занимается уголовный розыск.
Начальник горотдела Петр Петрович Налетов имел обыкновение высказываться кратко и энергично:
— Суббота. В лесу люди. Как можно скорее найти лошадников. И главное, ружье.
— Отберем. — Фомину розыск показался несложным. — Мальчишки. Никуда не денутся. Лишь бы не перестреляли друг друга.
Дежурный по отделу успел с утра пораньше передать сельским участковым инспекторам приметы угнанных лошадей и предупредить, что подростки, пока неизвестные, вооружены охотничьей «ижевкой». Фомин знал, что по деревням у людей свои давние счеты с угонщиками. Если кто-то их заметит и сообщит участковому, в добровольцах недостатка не будет, задержат и ружье отберут.
«Но для этого, конечно, нужно, чтобы заметили», — размышлял он, спускаясь по лестнице во двор и направляясь в одноэтажный деревянный флигель, где помещалась инспекция по делам несовершеннолетних.
В первой комнате флигеля с картинками на стенах, детскими книжками на полках и игрушками на ковре Фомин увидел двоих мальчишек лет семи. Вид самый запущенный, лица унылые и озлобленные, на столе — раскрытые тетрадки в косую линейку. Инспектор Нина Васильевна Вороханова стоит за спиной одного из мальчишек и выводит в его тетрадке шариковой ручкой «ма-ма».
— Готовимся к первому сентября.
Нина Васильевна вывела «ма-ма» во второй тетрадке и пригласила Фомина в комнату, служившую ей кабинетом, затем вернулась, заперла на ключ входную дверь, погрозила ключом еще более приунывшим мальчишкам:
— Никуда не уйдете, пока я сама вас не отпущу! — Она плотно притворила за собой дверь кабинета и пояснила Фомину: — Все другие дети придут в первый класс, умея писать и считать. А у этих родители… — Она печально помолчала. — Вот готовлю их к школе. Получается, что некому, кроме милиции, научить писать «мама»…