Одна на краю света
Шрифт:
Мне приглянулась яркая посреди голого галечника лужайка низкорослого цветущего иван-чая. Цветки этого растения были даже крупней, чем родные подмосковные, а стебельки совсем маленькие. Однако и верхний сантиметровый слой земли, где ютились эти крохи, не помог удержаться колышкам. Некому было придержать основные коньковые стойки, пока я закрепляла бы их несколькими растяжками. Меня выручили коряги плавника — колья тентовых растяжек я заваливала ими.
Я долго ворочалась и не могла заснуть в этот первый день по-настоящему далекого отрыва от людей, сомнения закрадывались в голову. Но сон вылечил меня от пессимизма.
Утром комариное жужжанье заглушило все окрестные звуки. Полным безветрием и ясным небом встречало меня утро на краю света. Не меня ли пугали холодом, ветром, снегом? На Чукотке ли я? В палатке от рано взошедшего жаркого солнца стоит духота. Бегу искупаться, чтобы очухаться, комары облепляют все тело. Как роем клубились всю ночь вокруг палатки, так теперь и ринулись за мной. На галечнике у воды встречаю свежие следы лося — все веселее на душе, я здесь не одна.
Первые дни решаю питаться в основном хлебом и маргарином. Раз дали, надо использовать, быстрее уничтожать. А через несколько дней, когда начнется недоедание, подкатит голод, открою банку икры и сразу съем ее всю целиком.
Загружаю каяк, с прибавлением продуктов оптимизирую расположение вещей. В корму, за четвертый шпангоут, засовываю узкий гермомешок, в котором бережно завернутые в пенал и рюкзак лежат три газовых баллона. Завернуты они для предохранения гермомешка от пробоин при возможных ударах о камни, ведь нижний край баллонов жесткий. Теперь добавляю к ним банки тушенки — не хочу, чтобы они болтались по каяку и ржавели. Одна все же никак не лезет, что ж, придется съесть в ближайшее время. Поверх этого гермомешка просовываю топорик.
Веслом пропихиваю в нос, за первый шпангоут, круглый котелок с посудой. В носу же лежит и гермомешок со спальником и практически всей моей одеждой, только пуховая жилетка не помещается в нем. Высокие громоздкие ботинки прочно завоевали свое место по бокам поверх этого мешка.
Раскладываю продукты так, чтобы было удобно пользоваться. Один гермомешок заполняю припасами, которые в данный момент не нужны, в нем же едет аптечка, ремнабор, пленки, лишние карты, спички и т. д. Этот мешок можно не развязывать некоторое время. Другой гермомешок — расходный, в него упаковываю небольшое количество каждой крупы, молоко, чай, сахар, а также палатку и жилетку. Все это помещается в корме. Недоумеваю, как это раньше тент влезал в гермомешок? Сейчас вещи расположились не так компактно, как тогда, когда я плыла по лиману. Но там нужно было, чтобы все размещалось внутри, чтобы ничто не парусило на ветру.
Тепло, небо ясное, у меня образуется резерв теплых вещей, полное гидроснаряжение тоже пока становится лишним. Надеваю высокие гидрочулки вместо гидроштанов — пусть немного промокну — не беда, зато не вспотею.
Коврик, на котором я сижу в каяке, ехал в гермомешке. Но пока стоит сухая погода, его легко просушить перед сном, поэтому решаю класть его прямо на дно каяка, а в освободившийся мешок складываю лишние вещи. Каяк теперь выглядит живописно: на деке под веревками обвязки между свернутым тентом и гермо-мешком с теплыми вещами торчит банка икры. А уже на следующий день, когда я поняла, что далеко убирать котелок неразумно, он тоже поехал на деке, привязанный в самом конце кормы.
К носу и корме каяка привязываю веревку 35 метров длиной, но этого оказывается много, и я укорачиваю ее метров на десять. Узел посередине указывает мне центр веревочной лямки, пальцы чувствуют его — это помогает управлению каяком наощупь, не оборачиваясь на него. Надеваю мягкий спасжилет, поверх него перекидываю веревку через грудь и плечо, и становлюсь заправским бурлаком. Я иду по кромке воды по обширным галечниковым отмелям, веду каяк «корабликом», то есть поставив его под углом к течению, чуть подтянув корму к берегу. Постепенно приноравливаюсь к такому способу передвижения. Знаете ли вы, уважаемые читатели, какие комары на вкус? Они сладкие! Светит солнце, небо голубое, без единого облачка и дует сильный южный ветер. Попутный. Крылатые твари роятся перед лицом. Иногда хлопаю себя по голове и получаю удовлетворение, смачно размазывая по кепке десятки загубленных жизней. Галечники на поворотах реки сменяются густыми зарослями прибрежных кустарников, где из их стен на меня набрасываются новые тучи голодных комаров. Надеваю накомарник и перегребаю с одного берега на другой, к следующему галечнику. Даже на воде, когда прогребаешь вдоль кустов, комары жрут нещадно, руки зудят, но бросать весло нельзя — тут же снесет течением. Не люблю мазать руки всякой химией, но тут приходится, пригодился тюбик «Дэты», подаренный Гуриным.
Ведя каяк, краем глаза поглядываю на него, но скоро уже настолько изучаю его движения, что автоматически перебираю пальцами веревку, не оглядываясь, подтягиваю нос или корму. Чтобы каяк не садился на мель и дальше отходил от берега, надо было задавать угол к течению больше, подтягивая кормовую веревку. На сильном же течении при достаточной глубине недалеко от берега нужно было подтягивать носовую веревку, уменьшая угол к течению, чтобы не тащить каяк поперек струи. Но такие однозначные действия получались лишь на небольших отрезках постоянного течения, при ровной береговой линии. В действительности чаще я постоянно манипулировала каяком, словно марионеткой, перебирала пальцами веревку на плече, на несколько сантиметров перемещая ее вперед или назад.
Галечники идут ровные, без крупных камней, веревке не за что цепляться, и поэтому вести каяк по ним довольно легко. На просторах галечников, если ветер сильный, снимаю накомарник, закладываю его под обвязку. Бывает, на обоих берегах проток идут сплошные заросли ольхи, березки, ивы, и тогда на веслах приходится «прорываться» против течения к желанным отмелям, отстаиваясь для отдыха в микроуловах, мизерных бухточках обратного течения за подмытыми корнями кустов. Иногда гребешь под «выпуклым» заросшим берегом, не видя начала галечника, каждый новый поворот с открывающимся новым обзором встречаешь с надеждой, а уж когда видишь простор чистого берега, испытываешь несказанное счастье.
Каждый раз при перечаливании с натяжением наматываю двойную веревку на локоть, подтягивая каяк к себе, аккуратно складываю бухту под обвязку на носу. После форсирования струи разматываю веревку, отталкивая каяк от берега, отпуская его по течению. Этот процесс не всегда проходит гладко, бывает, веревка путается, перекручивается, приходится снова зачаливать каяк, распутывать веревку на отмели, опять подходить к каяку, сталкивать его на воду, постепенно стравливая веревку. А из таких многочисленных моментов и состоит процесс продвижения вперед.
Вот еще характерный эпизод движения, самый неприятный момент для бурлака, когда, например, идешь по острову между протоками и выходишь на его верхний конец. На тебя идет сильное течение перекатов. Справа и слева по берегам кусты, но впереди виднеется начало галечной отмели. Если отчалить сразу от острова, течение неминуемо снесет вниз, до конца переката. Поэтому продолжаешь двигаться вверх по перекату пешком, покуда позволяет глубина. Выше колена уже начинает сбивать течением. Подтягиваешь каяк к себе хоть как-нибудь, лишь бы удержать (тут уж веревка не всегда ложится аккуратно, главное не цеплялась бы за воду), вытаскиваешь весло из носа лодки, засовываешь в каяк одну ногу (при этом надо успеть, чтобы тебя не развернуло течением) и одновременно усиленно начинаешь грести, чтобы не потерять «высоту». Таким манером зачастую удается «пробиться» выше переката.