Одна в Америке
Шрифт:
– Ну, как прошёл твой день? – весело спросила её американская сестрица.
– Фу, – выдохнула Ирина, – наконец-то он прошёл.
– Ну, тогда побежали домой! – засмеялась Энджел так, что можно было подумать, что шесть уроков для неё – сущая ерунда.
Ирина поверила Энджел и чуть ли не рванула в настоящий забег до дома, едва они оказались за порогом школы. Ей больше не хотелось ни пересекаться с учениками, ни заводить дежурных разговоров.
Но Энджел преспокойно шагала по тропинке, привычно переваливаясь с одной ножки на другую.
Ирина обернулась и с досадой сбавила темп.
«Это ж надо так тащиться, как черепаха! Зачем тогда «побежали» говорить? Издеваешься ты надо мной, что ли?!»
Ирина была почти в бешенстве. Она пристально посмотрела в глаза Энджел, но встретила лишь непробиваемую дежурную улыбку, за которой не было и намёка на понимание.
Ирина тяжело вздохнула и поплелась рядом с сестрой.
Надо сказать, Энджел вообще не признавала слово «быстро». Всё, что она ни делала, она делала о-о-очень медленно. Поэтому сто метров, которые им нужно было преодолеть, длились для Ирины целую вечность.
Наконец они всё же добрались до дома.
В доме была только Грэйс. Она равнодушно спросила, как всё прошло в школе, получила привычный ответ «Окей» и занялась своими делами.
Ирина прошла в свою комнату, переоделась и упала на кровать.
Её душили слёзы. Казалось, весь мир перевернулся с ног на голову и перестал её замечать. Её – как человека. Никому не было до неё никакого дела. Никого не интересовало, что она чувствует, думает, хочет, боится…
В этой напомаженной, расцвеченной фальшивыми улыбками стране Ирине было чудовищно холодно. Беспросветное чувство одиночества и тоски снова навалилось на её плечи неподъёмной тяжестью. Ирине казалось, что её фигурку просто стёрли ластиком и она перестала существовать.
Вечером пришёл Керри. Он сразу заметил, что с Ириной что-то не так, но не стал задавать ей вопросов в присутствии Грэйс и Энджел. Когда же все пошли на привычную вечернюю прогулку, он задержал Ирину и попросил поговорить с ним.
Они присели в гостиной, и Керри начал говорить. Он сказал, что понимает, как, должно быть, трудно дался Ирине этот первый день в школе. Говорил про ребят, про учителей, про английский – в какой-то момент Ирина перестала понимать, о чём именно он говорил, она просто вдыхала тепло, которое исходило от единственного человека, который по-настоящему переживал за неё и старался искренне ей помочь.
Ирине хотелось разрыдаться, выговориться этому человеку, но она не могла: разрыдаться было стыдно, а выговориться не позволял уровень владения языком.
И она просто сидела на диване, опустив голову, закусив губу, и односложно отвечала на вопросы американского папы.
– И ещё, – добавил Керри уже в конце разговора. – Я давно хотел тебе об этом сказать. У тебя какая-то невероятная кассета. Я никогда не слышал подобной музыки. Да, я не понимаю язык, но я не глухой. Энджел никогда в жизни не принесёт в дом ничего подобного. Можешь слушать любую музыку – всё, что посчитаешь нужным, всё, что захочешь, я не буду контролировать твой выбор. Я полностью доверяю тебе.
Ирина взглянула на него с благодарностью. Эти слова легли бальзамом на её израненное сердце. Она вдруг почувствовала в себе силы бороться, встать в полный рост и позволить себе быть самой собой, даже если никто вокруг и не заметит, чего ей стоит это движение.
Медленно потекли школьные дни.
Незнакомых слов и на уроках, и в домашних заданиях встречалось очень много. Ирине приходилось постоянно обращаться к словарю, а это занимало уйму времени. Особенно сложно было отвечать на уроке устно. Учителя были благосклонны к студентам по обмену и не требовали от них безупречных ответов, но Ирина не могла позволить себе отвечать двумя-тремя словами и готовилась к урокам серьёзно.
Девушка почти перестала видеться с Энджел. На уроках они не пересекались – у них были выбраны разные предметы, учиться часто заканчивали в разное время, домой приходили поодиночке. Да и вообще теперь у Ирины появилась свобода возвращаться из школы в своё время и в своём темпе: насколько она уяснила, у американцев не было привычки ждать друг друга, поэтому Ирина чувствовала себя нормально, если ей вдруг случалось обгонять Энджел, разговорившуюся с кем-нибудь по дороге из школы.
Дома Ирина всё время училась, а Энджел встречалась с немногочисленными подругами и занималась бесконечными косметическими процедурами.
Грэйс полностью освободила девочек от домашней работы: пылесосила, мыла полы, готовила обед. Единственное, что Энджел и Ирина помогали ей делать, – они убирали со стола. Но поскольку девушки мыли посуду попеременно, то эта небольшая обязанность никак не могла обременить.
Чтобы поддерживать отношения с девочками своего класса, Ирина пошла в школьную волейбольную команду. Спорт – это было то самое, за что в школе уважали. Ирина знала про волейбол больше в теории, чем на практике, но всё же игра была ей знакома и нравилась.
Поначалу ей было неловко, что она новичок, но надо отдать должное девочкам: они никогда не смеялись над её слабыми подачами или же над неудачами, когда она пыталась отбить мяч. Ирина даже была удивлена, что это те же самые девушки, которые просто игнорировали её в школе. Видимо, когда кто-то приходил к ним в команду, они начинали относиться к этому человеку серьёзно и даже помогать ему, ведь конечный результат зависел от игры всей команды, а значит, команда была настолько слаба, насколько слабым был её самый неопытный игрок. И девочки научились это понимать.
Так что с приходом в волейбольную команду жить в школе Ирине стало веселей. Теперь ей улыбались в коридоре, всегда здоровались – и делали это не формально, а по-настоящему.
Дни текли за днями, и Ирина всё больше и больше убеждалась в том, что уровень знаний в школе Бьютт-Фолса чрезвычайно низкий.
Предметы были ей по большей части неинтересны. Единственные уроки, которые она считала для себя по-настоящему полезными: слепая печать на компьютере и история.
На уроке слепой печати она была одна своего возраста, все остальные ученики учились в девятом классе. Навык овладения компьютерной грамотностью и слепой печатью американские ученики получали первым делом, что впоследствии значительно облегчало им процесс обучения.