Однажды перед каникулами
Шрифт:
Коля повернулся к Шурику, но рядом его уже не было: Шурик стоял под старым вязом, который рос у тротуара, и смотрел на показавшиеся из почек светлозеленые листочки.
— Ладно, — сказал Шурик, — можно нарисовать, чтоб распускались. До свидания, Коля!
— До свидания!
19 мая, вечером, Шурик вместо карикатуры на Петю Куликова нарисовал в газете почтовый ящик и написал на нем «Давайте летом переписываться».
20 мая он свернул газету, перевязал веревочкой и понес в школу.
Поднимаясь по лестнице,
Класс был в полном сборе.
Когда Шурик вошел, все повскакали с мест и зашумели.
А Яша Рокотов сразу вытащил у Шурика из подмышки газету и крикнул: — Сядьте за парты, тогда всем будет видно!
— Я сам покажу, — сказал Шурик. Он, чуть прихрамывая, подошел к учительскому столу, развязал веревочку, стал на стул и начал медленно разворачивать газету чистой стороной к себе.
Газета закрывала Шурика. Лиц ребят он не видел и удивился, что в классе стало так тихо. Все молчали.
Вдруг он услышал голос Сережи Стульчикова. Сережа сказал очень странные слова:
— Схема регистрации электрических колебаний электронной плазмы.
После этого все закричали:
— Вот так газета!
— Ты что принес?
— Что это такое?
Шурик повернул газету к себе и вместо статей, заметок, «Майского марша», вместо веток с распускающимися листьями увидел много некрасивых, кривых черных линий, а над ними печатными буквами были написаны слова, которые сказал Сережа.
Шурик прочел эти слова и выронил газету из рук. Все бросились к нему. Шурик стоял на стуле и молчал.
— Ты, наверно, перепутал с кем-нибудь в квартире, да? — спросил Яша Рокотов.
— Скорей бега домой!
— Скорей отнеси эти колебания и принеси нашу газету!
Шурик стоял на стуле, смотрел на черные линии схемы и молчал.
— Скорее же, Шурик! Что так стоять? — сказал Яша Рокотов. — Надо повесить газету в зале. Скоро начнется торжественная часть. Пошли вместе!
Шурик опустил голову.
— Я не перепутал, — тихо сказал он, — мы живем одни.
— А с папой не мог? — спросил Коля.
— У папы не бывает электрических колебаний. Он сталевар.
— Что же это в конце концов такое? Вспомни все как было, — потребовал Геня.
— Сегодня я развернул газету… — начал рассказывать Шурик, но его перебил Сережа.
— Когда сегодня? Утром? Надо подробнее.
— Сегодня, перед тем, как идти в школу, я развернул газету. Сделал подлиннее хвостик у одной ветки. Потом свернул газету. Завязал веревочкой. Положил подмышку. Взял портфель и пошел в школу. На улице я не останавливался. Только немножко посмотрел на дерево. В раздевалке я отдал курточку тете Кате и скорее побежал по лестнице. На лестнице я споткнулся и скатился вниз. Но газету я все время крепко держал в руке.
И опять стало тихо в классе. Никто не
— А может быть, там, на лестнице… — начал Петя Куликов таинственно.
— Что, что может быть? — закричали ребята, с надеждой глядя на Петю.
Петя открыл рот и замолчал.
— Вот жуть! — закричал Коля.
— Тише, ты, — сказал Яша и посмотрел на Сережу Стульчикова.
Все зашептались и тоже посмотрели на Сережу Стульчикова.
Он тихонько сидел на четвертой парте у окна, полузакрыв глаза, но его лицо становилось все хитрее и хитрее.
Вдруг он встал, подошел к столу, свернул схему, сунул ее подмышку и, сказав: — я сейчас, подождите, — выбежал из класса.
Сережа быстро спускался по лестнице, перемахивая через три ступеньки сразу. Быстро пробежал раздевалку, мелькнув перед тетей Катей, и открыл дверь на улицу.
Бобик лежал на своем месте, равнодушно поглядывая на прохожих.
— Сюда, Бобик! — крикнул Сережа.
Овчарка прыгнула к нему, но в дверь не входила. Она знала, что школьного порога ей переступать нельзя.
— Сюда, за мной! — приказал Сережа и пошел к вешалке. Овчарка весело побежала за ним.
— Тетя Катя, — попросил Сережа, — пусть Бобик побудет у вас. Он каждую секунду может понадобиться.
— Что ты! — возмутилась тетя Катя. — Не могу я принять собаку на вешалку.
— Никто не увидит, — сказал Сережа. — Все украшают зал к вечеру.
— Все равно, не приму.
Тон у тети Кати был категорический. Тогда Сережа быстро развернул схему и дал Бобику обнюхать.
Бобик навострил уши, с любопытством начал разглядывать кривые линии и водить по ним влажным носом вверх и вниз. Ничего подобного нюхать ему еще не приходилось.
— Хватит тебе, — сказал Сережа. — Ищи след!
Но Бобик не отвел носа от схемы, пока не пропутешествовал по всем зигзагам кривой, до самого конца.
«Это хорошо, — сворачивая схему, подумал Сережа, — теперь и на затоптанном месте найдет».
А Бобик уже забегал по раздевалке, обнюхал длинную скамейку, положил на нее морду и сердито заворчал. Потом стал на задние лапы и с громким лаем прыгнул к тонкой решетчатой перегородке, за которой у вешалки стояла тетя Катя.
— Да что это за наказание! — закричала тетя Катя, отскакивая назад и прячась за детскими пальто. — Сейчас же уведи собаку, а то завуча позову.
— Хорошо, — сказал Сережа, внимательно следя за Бобиком.
А Бобик лаял еще громче и бросался на тонкую решетчатую перегородку, отделявшую от него тетю Катю.
— Ну, сущий волк! — еще громче закричала перепуганная тетя Катя. — Да он все как есть тут сокрушит!
— Бобик, ко мне! — строго сказал Сережа.
Овчарка тотчас прыгнула к нему, но когда Сережа выводил ее на улицу, она глухо рычала.
Оставив Бобика у подъезда, Сережа вернулся в раздевалку.
— Чтоб это было в последний раз, — сердито сказала ему тетя Катя.