Однажды преступив закон…
Шрифт:
– Изложу свои принципы на бумаге, напишу плакат и буду носить его на шее. Кроме того, будь у меня хоть три языка, я не смог бы объяснить, чего я хочу. Вот ты – ты можешь объяснить, чего ты хочешь?
– Когда-то я думала, что могу, – задумчиво ответила Таня, и лицо ее снова потемнело, словно на него набежала туча. – А теперь… Не знаю.
Юрий услышал негромкий треск и, повернув голову, увидел, что Таня уже свинтила с бутылки алюминиевый колпачок.
– Примешь? – спросила она, вопросительно наклонив горлышко в его сторону.
– Потерплю до дома, – сдержанно ответил Юрий.
– Как знаешь, – сказала Таня. – А я глотну. Дерьмовая у тебя
Она запрокинула бутылку, которая казалась в ее тонкой руке особенно огромной, и мастерски отхлебнула из горлышка. Юрий снова покосился на бутылку и мысленно присвистнул: на глаз в бутылке убавилось граммов пятьдесят, а то и больше.
– Если ты будешь продолжать в таком темпе, я привезу домой бесчувственное тело, – предупредил он.
– Врешь, Инкассатор, – возразила Таня. – Ничего подобного. В этом плане тебя ожидает бо-о-оль-шой сюрприз. Если бы я собиралась напиться, я купила бы две такие бутылки, а может быть, даже три.
Но напиваться я не намерена. – Она немного помолчала, а потом со вздохом добавила:
– Видел бы мой спонсор, чем я сейчас занимаюсь!
– Спонсор? – переспросил Юрий. “Ну да, – мысленно сказал он себе, – а ты думал, она на стройке вкалывает, чтобы загладить свою вину перед обществом?” – А кто он, твой спонсор?
– Никто, – равнодушно ответила Таня. – Обыкновенный жирный козел со свинскими замашками. Забудь о нем, он тебе неинтересен. И потом, он скоро умрет.
– Рак? – спросил Юрий, чтобы не молчать. Таня мрачно усмехнулась. Наедине с этим человеком ей почему-то не хотелось притворяться, и улыбка вышла такой, какой она бывала, когда Таню никто не мог видеть: холодной, жесткой и насмешливой.
– Рак или не рак – какая разница? Я же сказала: не думай о нем.
Она сделала еще один глоток из бутылки, на этот раз совсем маленький, и решительно завинтила пробку. В ее пальцах опять словно по волшебству возникла сигарета. Мгновением позже у нее в кулаке расцвел оранжевый огонек зажигалки.
– Расскажи, как живешь, – попросила она.
– Живу – хлеб жую, – пробормотал Юрий. – Что рассказывать? Сама все видишь.
– Да уж вижу. Худой какой-то стал, под глазами крути. Ты, часом, не ширяешься?
– Курю много, – буркнул Юрий первое, что пришло в голову. “Что я делаю? – думал он в это время. – Куда я ее везу и чем мы там станем заниматься? Я же медведь, бирюк, а она – как жар-птица. Как там говорят всякие умники из теперешних? Настоящий бриллиант нуждается в золотой оправе. И еще – красота требует жертв. А у меня даже закусить нечем…” – Слушай, – спохватился он, – у меня же дома закусить нечем. Есть тарелка квашеной капусты – купил вчера у одной бабки на рынке. А больше, увы…
– Эх ты, хозяин, – Таня улыбнулась. – Не переживай. Если бы я проголодалась, позвала бы тебя в кабак. Я к тебе не за этим еду.
– А зачем?
– Ты опять за свое? Учти, Инкассатор, любая нормальная баба на моем месте за такой вопрос засветила бы тебе по физиономии, и больше ты бы ее не увидел.
– Любая нормальная? А ты, выходит, не вполне нормальная?
– Я не вполне любая, – сказала Таня.
Таня замолчала, время от времени поднося к губам сигарету, на кончике которой рос длинный столбик белого пепла. Ей вдруг вспомнилось детство. Одноклассники в ее провинциальном городке, сидя вечером у разожженного где-нибудь на окраине городской свалки костра, пускали по кругу дешевую сигарету – одну на всех. Курили “на фофан” – тот, кто первым ронял пепел с сигареты, под общий
«Сумасшедшая, – думала она, – что ты творишь? Ты и так по уши в грязи, но если ты сделаешь эту последнюю подлость, прощения тебе не будет – ни на этом свете, ни в особенности на том. Если сказать ему правду, он выскочит через лобовое стекло и умчится вперед быстрее своей “Победы”. Или даже проще: остановит машину и вытолкнет тебя из салона. Ботинком, поскольку трогать руками заразную, скорее всего, побоится. Глупее того, что я собираюсь сделать, просто ничего не придумаешь. А промолчать – значит, подвергнуть его смертельному риску. Стопроцентной защиты не существует, так что…»
Она едва заметно покивала головой в ответ на собственные мысли, держа сигарету вертикально, чтобы не уронить пепел. Умнее всего будет просто уйти, не доводя дело до последней черты. Прямо сейчас попросить его остановить машину и исчезнуть. Но до чего же не хочется!.. Таня вдруг поняла, что безумно устала от своей одинокой и безнадежной войны со всем миром. Даже самому умелому и неуязвимому бойцу время от времени требуется отдых. Хотя бы короткая передышка, один-единственный вечерок… Выпить водки, закусить квашеной капустой пополам с табачным дымом, поговорить с живым человеком, который приятен тебе и которому приятна ты… И который, напомнила она себе, не полезет к тебе под юбку до тех пор, пока ты не дашь понять, что не против. Скажи такому “нет”, и он сразу отступит – без обид и новых поползновений. “Черта с два я упущу такой шанс, – подумала Таня. – Нечестно, конечно, сначала обнадеживать парня, а потом бросать, но он мальчик сильный, как-нибудь выдержит”.
Юрий покосился на нее и увидел торчащую вертикально сигарету с длинным, сантиметров семи или восьми в длину, кривым столбиком пепла на кончике. Фактически она сгорела почти вся, осталось сантиметра три, не больше. Юрий когда-то тоже играл в эту игру. Он усмехнулся и спросил:
– Развлекаешься? Смотри, испачкаешь плащ.
– Черт с ним, – ответила Таня и, осторожно поднеся сигарету к губам, сделала длинную затяжку.
– Вот мы и дома, – с преувеличенным энтузиазмом сообщил Юрий и поставил рычаг переключения передач в нейтральное положение. Машина, быстро теряя скорость, покатилась по асфальтовой дорожке и остановилась точно напротив подъезда, напоследок угодив колесом в неглубокую выбоину.
– О, – сказал Юрий, глядя на рассыпавшийся по прикрытым полой плаща Таниным коленям серый пепел, – тебе щелбан.
– Фофан, – поправила его Таня. – У нас говорили не “щелбан”, а “фофан”.
Она без посторонней помощи открыла заедающую дверцу и выбросила окурок в лужу. Ей хотелось плакать.
Таня расплела скрещенные и вытянутые далеко вперед ноги, подобрала их под себя и села прямо.
– Ну, – сказала она, – мне, пожалуй, пора.
– Спонсор заждался? – спросил Юрий. Таня вскинула на него глаза, готовясь к отпору, но в его голосе не было ни упрека, ни насмешки – только спокойный, доброжелательный интерес и, пожалуй, немного сожаления.