Однажды в Америке
Шрифт:
— Пока, мальчики.
Мы послали ей воздушные поцелуи. Взамен она самыми кончиками пальцев отправила нам свой.
— Фил совсем не похож на Франка, верно, Башка? — сказал Макс.
— Да, он — теоретик, а Франк — практик, — ответил я.
Глава 22
Мы расселись по своим привычным местам: Косой — за руль, Простак рядом с ним, я и Макс поместились на заднем сиденье. Косой включил зажигание.
— Куда едем? — спросил он.
— В гараж, — ответил Макс.
— Ну, Макс, говори быстрей. Сколько? — заканючил Косой.
Макс заглянул в конверт и скорбным голосом осведомился:
— Ну, ты, наверное, уже знаешь?
Косой резко мотнул головой в нашу сторону и с тревогой спросил:
— Что?
— Тут лежит какая-то розовая бумажка, где сказано, что в твоих услугах больше не нуждаются.
Лицо Косого выразило такую растерянность, что мы дружно расхохотались.
— Ты большой ублюдок, Макс, — пробормотал он, — и прикол этот давно протух.
— Но ты же клюнул, — хмыкнул Макс и вынул из конверта деньги. Прямо у себя на коленях он принялся быстро, как заправский банковский служащий, их пересчитывать.
— Нам кинули примерно тридцатинедельный заработок. — Макс закончил счет. — Всего шестьдесят тысяч, по пятнадцать на брата. Недурно.
Косой крякнул от удовольствия.
— В этом году Санта-Клаус явился раньше обычного.
Макс разделил пачку денег на четыре равные части и одной легонько постучал Косого по макушке.
— Твоя доля, дружище Косой, купи себе заварных пирожных.
Косой не глядя взял деньги и засунул их в карман, приговаривая:
— Счастливого Рождества!
Следующую пачку улыбающийся Макс передал Простаку. Простак сначала поцеловал ее, а потом отправил в свой карман со словами:
— С Новым Годом!
Настала моя очередь.
— На вот, возьми, Башка, купишь себе шоколадку с орехами.
— С золотыми? — усмехнулся я.
Косой завел машину в подземный гараж. Мы вышли.
— Косой, — сказал Макс, — надень комбинезон, а то испачкаешь одежду, когда будешь ползать под машиной. — Затем он обратился к нам: — Эй, парни, придется снять упряжь.
Он стащил с себя пиджак и принялся отстегивать кобуру. Мы последовали его примеру. Упрятав все оружие в холщовую сумку, Макс протянул ее Косому:
— На, Косой, сунь это в ящик. Хотя нет, постой. — Он повернулся ко мне: — Эй, Башка, в Нью-Джерси слишком много копов. Если нас остановят, как в прошлый раз, и станут обыскивать, и найдут твой премиленький столовый прибор, — тон его был чуть-чуть насмешливым, — что ты им скажешь? Что ты хирург, а это твой скальпель? — Макс ухмыльнулся.
— Я и не вспомнил о нем, — сказал я, кидая нож Косому, — а ты наверняка забыл о своей штучке в рукаве. Верно?
— Ты прав, Башка, совсем забыл. Странная вещь, я вроде бы чувствую, что она на мне, и в то же время не чувствую. А без нее мне как-то неуютно.
Он закатал правый
— У тебя с ножом так же?
— Да, привычка, — кивнул я. К брюху «кадиллака» был приварен длинный стальной ящик. Косой залез под машину и сунул в него сумку со всем нашим добром. Выбравшись наружу, он тщательно вымыл руки.
— Макс, а автомат ты взял? — спросил Простак.
— Нет, думаю, он нам не понадобится. Сначала надо осмотреться. Если что, пошлем кого-нибудь.
Часть пути мы проделали на пароме, чтобы не утонуть в непрерывном потоке машин и быть подальше от полицейских.
«Кадиллак» мчался по Найленд-бульвар к мосту Перт-Эмбой. Косой провел машину по мосту и выехал на шоссе, ведущее прямо к морскому курорту.
Недалеко от Нью-Брунсвика мы остановились, чтобы подкрепиться гамбургерами с кофе в придорожной забегаловке. После обеда за руль сел Простак. Косой вынул гармошку, мы с Максом поуютней устроились на заднем сиденье. Косой играл, а «кадиллак», тихо урча, плавно катил по совершенно прямому шоссе.
Мы ехали всю ночь и только на рассвете прибыли в курортный городок и зарегистрировались в самом крупном на побережье отеле. Дежурный отогнал нашу машину в гараж.
Мы заняли два смежных номера, сообщающиеся через ванную комнату. Косой сказал, что такая планировка бывает только в лучших отелях.
— Может, перед тем как залечь, поплаваем? — спросил Макс.
— Как это? — спросил Простак. — У нас же нет купальных костюмов.
— Ну и что? Можно и без них. Все равно придется мочить задницу, — сказал Макс и улыбнулся. — Гляди-ка, наш Простак становится скромником. Раз так, ладно, искупаемся в нижнем белье.
Поплавав, мы улеглись на песок и уставились в усыпанное звездами небо. Пляж был совершенно пуст. Чтобы обсохнуть, Макс и Простак стащили с себя мокрое белье. Стояла тишина, и единственным звуком был шум накатывающих на берег волн. Вот это и есть жизнь! Я задумался. Ко мне вернулся звук прошлого — рокот заполненных ист-сайдских улиц, и я вновь на миг окунулся в их жаркую духоту и нестерпимую вонь. С океана дул свежий легкий ветерок и наполнял меня совершенно новыми чувствами. Как здорово лежать вот так, чувствуя себя свободным от всего на свете и зная, что весь мир открыт для тебя. Косой поднялся и, зевая, произнес:
— Эй, может, пойдем в отель? Этот воздух какой-то вонючий, клянусь Богом.
— Не будь идиотом, — сонным голосом сказал Простак. — Ложись, этот воздух тебе на пользу.
— Ты, Косой, опять зациклился, — лениво пробормотал Макс.
— Твоя беда в том, что ты дышал только ист-сайдской вонью и просто не знаешь, что такое чистый воздух. Давай поспим прямо здесь. Представь, что ты на Кони-Айленд, дремлешь на песке. — Он повернулся на другой бок и через минуту захрапел.
Косой послушно улегся рядом, ворча себе под нос: