Шрифт:
Пролог
Серхио Моралез, ещё неделю назад – сын одного из виднейших плантаторов Мериды, а сегодня – бездомный эмигрант, затерявшийся на просторах Беверли Хиллз, поставил на стол полупустой стакан из-под пива и откинулся на стуле.
Деньги заканчивались, и Серхио понимал, что на вторую кружку ему уже не хватит, а сидеть в баре предстояло ещё долго – до тех пор, пока в половине двенадцатого не закончится основная часть шоу и не настанет его очередь – занять «эфир» до утра. Таков был принцип бара «Palm Springs» – только живая музыка. И Серхио такой принцип оказался весьма кстати, потому что это было
Серхио неплохо играл на гитаре, хотя если бы ещё пару месяцев назад кто-то сказал ему, что он будет зарабатывать этим себе на жизнь, Серхио рассмеялся бы шутнику в лицо.
В свои двадцать пять лет Серхио никогда не работал больше четырёх часов в день, да и эти четыре, если признаться себе совсем уж честно, проходили не слишком напряжённо – в директорском кабинете компании отца.
Всё изменилось довольно быстро – куда быстрее, чем хотелось бы Серхио. Небольшая интрижка стала причиной скандала не только в доме благородного дона Моралеза, но и в семье Риккардо Васкеса, без которого не обходилась ни одна сделка по сбыту полотна. Кто же мог знать, что Вероника Васкес окажется не только смазливой как куклка, но и такой же пустоголовой, и всё своё грязное бельё вывалит отцу…
Педро Моралез, отец Серхио, был человеком понимающим. Понимающим ровно настолько, чтобы не пристрелить родного сына, в лучших традициях любовного романа лишившего чести дочку его любимого партнёра. Впрочем, скрепя сердце, Педро может, и смог бы ему это простить. Разве что заставил бы жениться, но супружество дело наживное и ни к чему не обязывающее. Однако обиженная Вероника заняла твёрдую позу и отказалась идти на компромисс, так что, дав своему чаду подзатыльник, сеньор Моралез спешно обеспечил ему работу в Нью-Йорке – без вопросов и лишних разговоров.
Подзатыльники Серхио не любил. Также, как не любил он Нью-Йорк, где по его представлениям было слишком холодно, чтобы жить человеческой жизнью. Об этом он думал всё время, наблюдая, как добрая донна Розалия, причитая, собирает его вещи, а затем всю дорогу в аэропорт. В аэропорту же решение пришло к нему само собой – увидев, как стоявший рядом с ним в очереди на регистрацию пожилой метис кладёт билеты на стойку и наклоняется, чтобы достать из сумки документы, он спешно поменял их местами со своими и проскочил зелёный коридор раньше, чем кто-либо успел разобраться в ситуации.
Серхио положился на удачу и, как ему показалось тогда, не прогадал – теперь он летел в Лос-Анджелес, где даже в ноябре светит солнце. Не учёл Серхио разве что одного – в Лос-Анжелесе его никто не ждал. В Лос-Анжелесе он больше не был сыном дона Моралеза, а был одним из многих беженцев из Мексики, приехавших в поисках лучшей жизни.
В кармане у Серхио было около двухсот долларов, и он потратил половину из них на такси в первый же день своего пребывания в городе. Затем ознакомился с ценами на проживание в отелях и уже потянулся было за платиновой кредиткой дона Моралеза, когда понял, что если продолжит её доставать и, более того, вставит в терминал, его вольная жизнь закончится моментально и, скорее всего, уже к вечеру его всё-таки доставят в Нью-Йорк.
Серхио поспешно убрал руку в карман и ушёл из отеля, не обращая внимания на презрительный взгляд администратора. Серхио было плевать. Первая ночёвка под мостом даже показалась ему романтичной.
Со
На третий день дело пошло ещё хуже, потому что джинсы Серхио украсила солидных размеров дыра пониже задницы, а чемоданы таинственным образом исчезли. Более или менее серьёзные заведения вовсе отказывались теперь вести с ним разговор, хотя Серхио был уверен, что подобный имидж только на руку обитателям предместий Голливуда.
На четвёртый день, имея в кармане двадцать пять долларов и уже две дыры на джинсах, Серхио нашёл агента, который предлагал ему сняться в рекламе. Он пришёл на место съемок в назначенное время и обнаружил, что помимо оператора его ждёт двухметровый квадратный траходром и грудастая блондинка с подержанным лицом. Серхио не стал спрашивать, что они собираются рекламировать. Он не то, чтобы не любил блондинок… Скорее ему не понравился матрас. И он ушёл молча, напоследок заехав ни в чём неповинному оператору по лицу и разбив ему объектив.
На ночь Серхио решил сменить место ночёвки и не зря – другому бездомному, ночевавшему под его мостом, тоже начистили объектив той же ночью.
Серхио был уверен, что удача всегда на его стороне, и всё же к середине пятого дня он был вынужден признаться себе, что эта капризная дама, видимо, улетела на самолёте в Нью-Йорк вместо него. Отчаяние приближалось неумолимо, когда фортуна скинула карты на стол, и Серхио повезло целых два раза: в первый раз, когда ему назначили испытательный срок в качестве инструктора по картингу. Второй – когда тем же вечером менеджер «Palm Springs» дал добро на его первое выступление.
Изрядно потрёпанный к тому времени Серхио вздохнул с облегчением, однако, узнав размеры своих первых гонораров, был неприятно поражён. В его представлении денег, которые ему собирались платить за неделю работы в две смены – днём на пляже и ночью в баре – едва хватило бы на один полноценный ужин, и уж точно не хватило бы на оплату жилья.
Однако выхода не было, и Серхио решил, что обижать Фортуну не стоит и нужно брать всё, что она может предложить. О возвращении думать он по-прежнему не желал. Только позвонил отцу и сообщил, что с ним всё хорошо.
Серхио достал из кармана полупустую пачку сигарет и, вытащив одну из них, неторопливо раскурил. Сигареты тоже подходили к концу, но Серхио был из тех людей, кто всегда уверен, что сможет бросить.
Он поднял глаза от столешницы и от безделья принялся разглядывать посетителей. Ничего интересного, обычная пёстрая публика ночного заведения с сомнительной репутацией.
Он уже собирался уткнуться снова в свой стакан, когда взгляд его приковала к себе девчушка лет восемнадцати, сидевшая у барной стойки напротив немолодого мужчины в дорогом пиджаке. Девчушка была гибкой, как тонкое деревце. Светлые волосы едва закрывали уши и чуть завивались на кончиках, будто от влажной погоды. Она заливисто смеялась, запрокидывая голову далеко назад и демонстрируя собеседнику белоснежное горло, которое так и хотелось поцеловать.