Однажды в Лопушках
Шрифт:
— Ты видела?
Наталья отвела взгляд. Стало быть, видела…
Надобно успокоиться. Дочь своенравна. С нее станется вновь уйти, сугубо из упрямства вернуться в заштатный тот городишко. Квартиру-то продавать не стала, как и отказываться от пансиона.
— Видела, — повторил Бестужев вслух.
— Это просто глупая статья. Я думаю, всему есть внятное объяснение, — Наталья разгладила салфетку. И взгляд выдержала.
…а ведь крепкая.
Упертая.
Их породы, их крови… и надо было вот ей? Ярополк ведь детей своих любит. И не обидел бы. Мужа
А она…
И главное, все ведь продумала, оженилась, забеременела. А когда нашел их, знала ведь, что найдет, так и в глаза сказала, что ежели Ярополк мешаться вздумает, то пожалеет.
Сопля…
Он-то понадеялся, что сама поймет. Поживет в заштатном городишке да на магову получку, которая гроши сущие, а ведь Наташка-то к роскоши привыкла, так и вернется сама. Она же… и теперь-то вон взглядом сверлит, усмехается неприкрыто.
И когда возвращалась, то заявила, что ежели вздумает он, Ярополк, опять интриги плести, то и оставит его, немощного старика, наедине с домом да призраками.
Вся в мать.
— Женить его надо, — Бестужев вдруг окончательно успокоился. А и вправду, с чего он? Будто бы мало статеек писали. Еще одна? Пускай себе. Да и ничего-то зазорного нет.
Мальчик встретил девочку.
Красивую девочку.
Опасно красивую, и главное, что было в этой красоте что-то донельзя знакомое, а что именно — Бестужев понять не мог.
— Рано ему жениться, — возразила Наталья и подцепила полупрозрачный лист салата.
— И тебе бы замуж…
— Нет.
— Не дури, Наташка. Ты еще молодая. И мужа найду.
— В том, что найдешь, не сомневаюсь, — она пожала плечами. — У тебя уже, небось, список кандидатур заготовлен.
В том была своя правда.
— Но… нет.
— Род…
— Род и без того силен и богат. Может, конечно, мое замужество и принесет еще больше власти и богатства, но куда уж больше-то?
— Всегда есть, куда.
— Нет, папа, — она покачала головой, как показалось, печально. — Ты так ничего и не понял?
— А что я должен был понять? — получилось несколько брюзгливо, но сейчас, оставшись наедине с дочерью, Бестужев мог быть самим собой.
— Что мы не твои игрушки. Ни я, ни девочки, ни Николай… тебе, конечно, было бы удобнее, если бы мы просто делали, что сказано, но этого не будет. Мы живые, отец. И хотим остаться живыми. Людьми, а не… когда была жива мама, она хоть как-то тебя сдерживала. А теперь ты слишком уж увлекся.
Неправда.
Ярополк никогда-то ничего не делал во вред своим детям. И внукам… внуков могло бы быть и побольше. Все-таки один наследник — это рискованно, а потому…
— Николай должен жениться, — повторил Бестужев упрямо, отодвигая прочие, не самые удобные мысли. — И чем быстрее, тем лучше…
— Я слышала, ты заключил договора на девочек, — Наталья ела аккуратно, неспешно. — И когда ты собирался поставить меня в известность?
Бестужев промолчал.
— Никогда,
— А куда денутся?
— К счастью, сейчас есть куда деваться. Сильным магам всегда рады…
— Магам?
— Они обе одарены, пусть и не в Егора пошли, что, может, и к лучшему, темная сила не для женщин, но нашей родовой им досталось сполна. Так что… Перецвету приняли в Университет. Письмо пришло… уж недели две, как пришло. Только, наверное, потерялось, да?
Теперь она смотрела прямо, не скрывая того, что знает правду. Письмо? Было письмо… и про университет докладывали. Тогда-то он еще посмеялся. Где это видано, чтоб девица приличного рода на всякие университеты разменивалась.
К чему ей учеба?
— Наташка…
— Ты, кажется, не понял, папа, — Наталья умела говорить жестко. — И я повторю. Всего один раз повторю, но… надеюсь, что ты меня услышишь. Хотя бы ради мамы и Саши. Его ты уже убил. Как и Мира.
— Не вспоминай…
— Не буду. Но… что касается меня и девочек, и Николая… вздумаешь играть нами, мы уедем. Действительно уедем. Я и приезжать-то сюда не хотела, но пожалела тебя. Там, на похоронах, ты выглядел таким уставшим. Постаревшим. И я подумала, что ты действительно болен.
Болен?
Яропокл, конечно, не сказать, чтобы и здоров. В его-то возрасте здоровье — понятие весьма относительное, но и умирать в ближайшие годы он не собирается.
— Однако теперь я вижу, что ты оправился настолько, что вновь полез играть с чужими жизнями. Но я тебе не позволю. Реши здесь и сейчас, что тебе важнее. Твои амбиции или семья…
Наталья поднялась и, не дожидаясь разрешения, вышла из комнаты.
Упертая.
И не такая уж старая… сорок пять, конечно, не двадцать пять, но в нынешнем-то мире, да при нынешней медицине, могла бы родить одного-двух внучат.
— Господин, — тихий голос вывел из размышлений. Вот ведь, снова Игнатка подобрался. А главное, ступает, ирод этакий, бесшумно, хоть и знает, до чего Бестужев не любит этого. В ком бы другом и засомневался, может, подумал бы недоброе, но Игнатка верный, что пес.
В волчьей шкуре.
— Что там?
— Беломир явился. Желает побеседовать.
Явился…
Оно-то, конечно, хорошо, ибо побеседовать стоило бы… вот одарили боги детьми, будто в наказание. И силы дали, и дара, и ума… а еще упрямства да своеволия.
Бестужев поднялся.
— Где?
— В кабинет отвел.
— Наталья?
— К себе отправилась. И сердита весьма. С дочерьми беседует…
Учит, стало быть, деда не слушать. А ведь дед не желает дурного… университет этот… вот что там хорошего? Одно непотребство да обычаев попрание. И разврат. Не может не быть разврата, когда девки с парнями вместе учатся. А где разврат, там и до любови недалеко, наверняка с неподходящею особой.
И главное, ежели подумать, то на кой им эта учеба-то?