Однажды в полдень
Шрифт:
В ту ночь она спала на голом полу. Муравей лежал в своей постели и еще часами мучался вопросом, откуда взялась в то утро его необычная сила. Ну уж не от большого ума, думал он. От чего же тогда?
КОГДА РАЗРАЗИЛАСЬ ГРОЗА, Белка сидела на берегу канавы, под ивой. Иву повалило ветром, и она упала прямо Белке на хвост, а вода в канаве бушевала и ходила ходуном.
Белка вопила от боли, но из-за рева бури ее никто не слышал.
Когда гроза отгремела, снова сделалось тихо. Вода, поплескавшись в берега, ушла назад в канаву,
– На помощь! – крикнула Белка.
Из травы вынырнул Ивовый Листоед.
– Ты кто? – спросила Белка.
– Ты на помощь звала или вопросы задавать!? – спросил Листоед, раскатывая верхнюю губу.
– Нет-нет… – быстро сказала Белка. – Ой, мой хвост!
Листоед теперь раскатал обе губы, поплевал на ладошки и приподнял иву. Одним уверенным движением он закинул ее на луг.
– Неплохой столбик в свое время из нее выйдет, – сказал он.
– А вот можно спросить… – начала опять Белка.
– Нет, нельзя, – перебил ее Листоед. – Можешь меня поблагодарить, но спрашивать нельзя.
– Да, да, спасибо тебе большое, премного обязана, но кто…
– А я предупреждал! – воскликнул Листоед. Он подобрал нижнюю губу, выдернул из земли тополь и придавил им Белкин хвост.
– Ай! – воскликнула Белка.
– Я тебя прекрасно слышу, – сказал Листоед.
– Да, – пискнула Белка.
– Ну и что теперь? – спросил Листоед.
– Я больше ничего не стану спрашивать!
Но Листоед был неумолим и вновь скрылся в траве по берегу канавы.
Днем мимо Белки проходили Жаворонок, Слон, Щука и Сверчок, но ни один из них не смог приподнять тополь.
Со слезами на глазах Белка всматривалась в ночь, сидя на краю канавы. Было страшно холодно.
И тогда вновь появился Листоед.
«…» но тогда Белка вовремя прикусила язык, потому крикнула «ай» и больше ничего не сказала.
Листоед приподнял тополь одной рукой, подкинул его на другой и зашвырнул за горизонт. А потом вновь скрылся в траве, не удостоив Белку взглядом.
– А-а, – сказал Муравей на следующий день, когда Белка рассказала ему о своих злоключениях, – так ведь это же был Ивовый Листоед. Ты его что, не знаешь? Раньше их двое было, да один другого как-то раз так ущипнул – ни за что, просто из вредности– что тот возьми да рассыпься в звезды небесные.
Белка больше ничего не сказала и только ощупала шишку на хвосте. Она никогда не знала, можно ли верить Муравью на слово.
ОТ МАЛЕЙШЕГО ШУМА Белка рисковала свалиться. Она спала, лежа на на тонюсенькой ветке. В лесу стояла необычайная тишина. Ручей был гладким, как зеркало, Гусеница не двигала челюстями. Медведь держал перед пастью перемазанный медом большой палец, но в рот не совал. Слеза, выползшая на щеку горюющей о чем-то Стрекозы, так и повисла неподвижно.
Белка спала, и никто и ничто не хотело производить ни малейшего шума, из-за которого она могла свалиться с верхушки дерева.
Но вот один буковый листок сорвался сам по себе и, кружась, полетел вниз. Он закружился вокруг ветки, потом между больших ветвей, вдоль ствола, и наконец опустился на землю. С глухим шумом упал он прямо в мох. Шум был почти неслышный, но все же это был шум, громче самого малейшего шума, и Белка свалилась.
С оглушительным шумом рухнула она сквозь толстые ветки на спину Носорога, отскочила вверх, потом вбок и плюхнулась в воду, взметнув брызги и пустив круги по воде. Бабочка, только что разлегшаяся на берегу реки, чтобы обсохнуть, вымокла до нитки и в ярости вскочила. В порыве гнева она закатила оплеуху Гиене, отчего та расхныкалась и разбудила Щуку в тростниках. Щука порскнула прочь, но наткнулась на тонущую Белку.
– Ай, – сказала Щука. Белка не ответила, поскольку под водой ничего толком сказать не могла, но вынырнула из воды, к небу, а потом дальше, под облака.
Там она повисела еще немного, размышляя, куда бы ей было лучше всего приземлиться, и выбрала траву на поляне. Там, поджидая ее, сидел Муравей, с которым они вместе поели вкусненького, а потом отбыли в неизвестном направлении.
Когда спустилась ночь, никто по-прежнему не знал, куда они направились. Сами они знали об этом и того меньше.
К КОНЦУ ДНЯ Белка притомилась. Она свесила ноги с ветки, откинулась на ствол и закрыла глаза, подставив лицо низкому солнцу.
За ее сомкнутыми веками возник пляж. На одном конце его стоял Сверчок, на другом – Кузнечик.
– Вот я тебя, – сказал Сверчок.
– А я тебя, – сказал Кузнечик.
– Вы что? – хотела закричать Белка, но там, за закрытыми веками, она не могла выдавить ни звука.
Внезапно они ринулись вперед, Сверчок с Кузнечиком, и с яростью накинулись друг на друга. Панцири, усики, руки, челюсти – все хрустело и крошилось.
Белка металась вокруг них, наблюдая, как от двоих друзей остается одна большая куча обломков на песке, возле самой воды, и что вот-вот начнется прилив. Потом все затянулось темной пеленой.
Белка снова раскрыла глаза. Солнце зашло. Прохладный ветер обдувал дерево, на котором она сидела. Белка поежилась и вошла в дом.
«И стоило закрывать глаза, чтобы увидеть такое?» – сказала она про себя. Но, как только глаза ее начали различать мебель в темноте комнаты, она заметила Сверчка, а рядом с ним – Кузнечика.
– Но… – сказала Белка.
– Шшш… – сказал Сверчок. – за советом Мы пришли к тебе.
– Но…
– Мы, вообще говоря, поссорились.
– Из-за чего?
– Да мы и сами не знаем.
– Но…
– И мы боимся, что подеремся, – правда же, Кузнечик?
Кузнечик истово закивал.
– Не похоже, чтобы вы были в ссоре.
– В том-то и дело, – сказал Кузнечик. – Ничего не видно, не слышно и не чувствуется, никакой причины нет, никакого повода, никакого предлога, и все же…