Однажды в СССР
Шрифт:
– Привет! Бабло я уже скинул, если ты за ним.
Эта информация не успела отпечататься в мозгу, но она повлияла на рефлексы – удар оказался смазанным, с неправильной дистанции, а главное, он не получился неожиданным. Мальчишка лишь чуть отвернул голову в сторону, при этом не отклоняя её назад, как обычно рефлекторно поступают чайники, и его кулак провалился в пустоту. А пацан оказался чуть сбоку и справа – очень хорошая позиция для встречного удара – хоть левым по печени, хоть правым боковым. Но удара не последовало, вместо этого прозвучало:
– Что же мы здесь, у всех на виду? Давай отойдём в сторонку.
Он окончательно понял, что дело провалилось, и, молча развернувшись, не оглядываясь, пошёл в темноту, туда, где оставались
Справа и слева его бесшумно прикрыла охрана, но он и не испытывал беспокойства, уже поворачиваясь к мальцу спиной. Ещё там он понял, что драки не будет, – при желании тот мог жёстко его встретить на противоходе, а то, что противник уверенно себя чувствует в мордобое, стало понятно по его скупым выверенным движениям, а главное, по спокойствию в экстремальной ситуации. Он дошёл до гаражей, находящихся вдали от освещённой улицы, и наконец повернулся. Пристяжь так же бесшумно переместилась за спину, и он снова оказался лицом к лицу с пацаном, на сей раз с интересом вглядываясь в юное открытое лицо, ища в нём признаки страха или хотя бы неуверенности, – ничего. А что ему беспокоиться, вот и его козыри – пять человек за спиной. Молодые, крупные, с наглыми, уверенными харями, ещё не нюхавшие параши, – такие очень опасны: страха нет, а есть только вера в своё физическое превосходство.
Превосходство было налицо – из-под стёганых фуфаек молодняк буднично извлекал на свет божий кто цепь, кто гвоздодёр или короткий ломик. О физическом противостоянии не могло быть и речи – они покрошат его вместе с чахоточной пристяжью и даже не запыхаются. Его торпеды хороши вставить заточку, когда жертва полуживая от страха, а не против цепей. Причём – он жопой это чувствовал – бить будут не беспокоясь о последствиях, могут и замочить. Малолетки не думают в моменте, осознание приходит сильно позже, уже в зоне, когда становится понятно, что сила удара измеряется разными статьями и годами за колючкой. Пока же у них лишь азарт самоутверждения. Он не испытывал страха – только досаду, что всё так глупо заканчивается.
– Вы чё, пацаны? Уберите железо! Мы же потолковать собрались, – это скомандовал малец, коротко глянув через плечо. И снова быстро обернулся к нему – он не недооценивал противника и старался не выпускать его из вида. – Извини, братское сердце. Пацаны не в курсах, тут непонятка случилась.
Молодой разворачивал ситуацию как опытный тёрщик – и силу показал, и не допустил, чтобы вор потерял лицо, подчеркнув уважение тоном. И где наблатыкался?
Напряжение спало, и опытный бродяга с интересом ждал, куда тот дальше намерен выруливать толковище. Он уже не сомневался, что парень просчитал ходы, и с непонятной симпатией наблюдал за ним. Сам он за всё время не сказал ещё ни слова, и это тоже была правильная позиция. Тот, кто молчит, всегда имеет тактическое преимущество – ибо ни под чем ещё не подписался.
– Мы со всем пониманием, батоно Бидзина. Хотим остаться в деле. Знаем, что ты не для себя рискуешь, для братвы стараешься. И мы по понятиям готовы на общак отстёгивать.
Пацан вырулил на всю катушку. Он не просто сохранил ему лицо в гнилой ситуации, он поднял его авторитет на новый уровень. Завтра его бойцы начнут рассказывать, что даже в Москве деловые ложатся под Бидзину Сухумского и отстёгивают на воровское благо. И неважно, сколько они будут платить, главное – прецедент. Теперь не только сухумские цеховики, но и московские деляги ему платят, а значит, он выходит на союзный уровень. Это то, к чему он давно стремился, но не знал, как подступиться. Больно рискованно было, Москва не Сухуми, здесь менты не ссученные, денег у вора не возьмут, вмиг
– Сколько вы готовы отстёгивать? – это были его первые слова за вечер. И прозвучали они так, будто это он сам создал ситуацию и теперь подводит итог.
– Штуку в месяц.
«Молодец, не пожадничал», – снова с удовольствием подумал вор. Цифра была хоть и небольшая, учитывая предполагаемый оборот, но заметная для недалёких подручных и для тех, кто её услышит, не зная подробностей.
– Хорошо. Лавэ будешь отдавать начальнику поезда до двадцать пятого числа каждого месяца.
Фактически это означало, что тот будет просто недоплачивать тысячу рублей за каждую четвёртую партию товара, что для Ромки являлось несущественной скидкой от цены, за которую он получал гарантии безопасности и покровительство авторитетного вора, – чрезвычайно выгодные условия, учитывая, что вор и канал сам подогнал. Со стороны же это выглядело, будто вор диктует свои условия деловым.
– Замётано! – Ромка протянул руку, вор её пожал, и они обнялись, что подчёркивало идейное сотрудничество, а не обложение данью. Впрочем, при желании каждая сторона могла интерпретировать взаимоотношения так, как ей выгодно, – вряд ли они будут существовать в пересекающихся мирах. Но понимали это только двое из присутствующих, остальные уже намеревались праздновать мировую, с воодушевлением обмениваясь рукопожатиями. Однако вор принял решение разойтись, чтобы не привлекать внимание ментов. На самом деле он просто не хотел, чтобы его бойцы при свете увидели, с какими молокососами они имели дело. Ромку это более чем устраивало. Во-первых, иначе за банкет пришлось бы платить ему, во-вторых, и это главное, светиться в компании вора в законе совсем не входило в его планы.
Пацаны этим же вечером уехали домой. Из Москвы через Пензу шло множество поездов в Казахстан и далее во всю Среднюю Азию. Тем не менее билетов в кассах не было, но он пробился к окошку администратора, поведал душещипательную историю про отставших от поезда спортсменов, положил сверху три рубля, и билеты в плацкартный вагон нашлись.
Пацанам он заплатил двести пятьдесят рублей на всех, и они были крайне довольны. Джин так и порывался остаться в Москве, но Ромка, зная его неугомонный характер и то, что он в розыске, поспешил отделаться от приятеля под предлогом отсутствия у того паспорта и за неимением ночлега. Дома Джин прятался в подвале девятиэтажки, где они ещё со школы собирались для игры в карты и выпивок. Ромка, впрочем, был там редким гостем, а Джин с Барабаном и раньше частенько использовали это место для ночлега. Отцов у них не было. Мать Барабана жила с каким-то хахалем, отношения с которым у подростка не сложились – сначала тот его поколачивал, а когда малец подрос, они поменялись местами. У Джина мать вообще была алкоголичкой и жила со всеми, кто нальёт стакан, поэтому домой ребят, мягко говоря, не тянуло.
Проводив гоп-компанию, Ромка, как обычно в последнее время при общении с друзьями детства, испытал облегчение. Пока он доставал им билеты, они нашли рядом с вокзалом шинок, где нелегально торговали спиртным по ночам с наценкой, и были уже веселы и готовы к приключениям. Ночной плацкартный вагон поезда «Москва – Андижан» подходил как нельзя лучше для этих целей. Он только переживал за Джина, для которого любая проверка документов была бы фатальной. Но, с другой стороны, тот не мог бегать вечно, рано или поздно его всё равно поймают – он и сам это понимал. Так, может, оно и к лучшему, если раньше – пока не натворил чего-нибудь серьёзного.