Однажды весной в Италии
Шрифт:
На следующее утро Сент-Роз заторопился к маркизе, движимый прежде всего благодарностью и добрыми чувствами, но и смутной тревогой: Сандра почему-то не спешила сообщить ему о нездоровье свекрови. Не на это ли намекала она в своем пресловутом письме? К тому же зачем преувеличивать риск, с которым связан его приход в палаццо? Может быть, состояние маркизы в действительности гораздо серьезнее (она ведь стара, и страшные новости могли нанести ей сильный и тяжелый удар), а сдержанность Сандры продиктована простой деликатностью, желанием избавить его, так тепло относившегося к маркизе, от лишних волнений.
По дороге Сент-Роз вспомнил, что накануне Сандра держалась приветливее, чем обычно, — видимо, хотела, чтобы он забыл о некоторых раздражавших его высказываниях. Эта переменчивость, которую он называл «чисто женским свойством», стала для нее привычной. С Сандрой он утолял свои плотские желания, и ему бывало неловко, когда он ловил себя на том, что, удовлетворив их, мечтает, чтобы она ушла. Иногда Сент-Роз даже опасался, как бы она не догадалась о его равнодушии: ведь оно могло ранить ее, как это случилось в тот раз в ее спальне в палаццо. Хотя тогда необходимость расстаться с ней была вызвана вполне понятной осторожностью.
Что заставило ее, точно девчонку, написать эти пылкие слова, не вязавшиеся ни с ее характером, ни с возрастом? Сделав усилие, он восстановил в памяти последнюю фразу: «С Вами я воспринимаю мир обновленным сердцем, наслаждаюсь его красотой и знаю, что не пожалею жизни, чтобы дать Вам настоящее счастье». Всего лишь! Он вспомнил, как накануне в минуту отдыха, лежа на смятых простынях, она шептала ему слова, полные обожания. Это было столь неожиданно и удивительно, что он склонился к ее лицу с припухшими губами, с нежными утомленными веками и подумал: это, видимо, лишь признательность, рожденная пылом любовных ласк и наслаждениями плоти. Странная женщина! В другой раз она вскочила с постели и ходила по комнате обнаженная, с гримасой на лице, словно какая-то страшная мысль или воспоминание о непонятной обиде навсегда разделило их, охладило пыл. Напрасно он расспрашивал ее. Ни слова не говоря, она снова бросилась в постель, трепещущая, охваченная страстью. Сент-Роз не сомневался, что нервы у нее расшатаны чрезмерным употреблением наркотиков.
Продолжая думать о Сандре, он подошел к палаццо Витти. Сначала внимательно оглядел прохожих и убедился, что на маленькой площади нет ничего подозрительного. Сквозь тучи пробивался сумрачный свет, ложился на крыши, бросал отблеск на оконные стекла, пересеченные бумажными полосками в виде буквы «X». Эта буква на каждом окне да еще некоторые надписи казались Сент-Розу предупреждающими знаками: Рим предостерегал его. Он пошел по переулку. «Al ricovero!» [20] — гласила надпись под стрелкой на зеленоватой от сырости стене; стрелка указывала путь в бомбоубежище. С облезлого фасада на него глядела львиная голова. Дверь ему открыл удивленный и улыбающийся Джакомо.
20
В укрытие! (итал.)
— Ах, синьор, это вы? Заходите.
— Как поживает маркиза?
— Хорошо. Сейчас уже лучше. Слава богу, ничего серьезного! А вы, синьор, вы, гляжу я, успокоились?
Сент-Роз решил, что речь по-прежнему идет о маркизе, и ответил:
— Да, пожалуй.
Тогда Джакомо, просияв, доверительным тоном продолжал:
— Знаете, мы с Софией были очень довольны. И все же будьте осторожны.
— Вы о чем?
— Да о пареньке, которого вы ждали!
— Когда он приходил?
— Когда? Право, синьор… Да разве синьора Сандра вам не сказала?
— Все-таки расскажите.
Сердце у Сент-Роза отчаянно забилось. Старик, видимо, смутился.
— Он был на прошлой неделе. На другой день после событий на виа Разелла, около полудня. Мы с Софией как раз говорили о казнях, которые готовят немцы. Мы были здесь, когда он пришел.
— Он назвал себя?
— Конечно. Лука, как вы нас…
— Он был один?
— Нет, в грузовичке у подъезда его кто-то ждал.
Сент-Роз почувствовал, что волнение его слишком заметно, а напряженное состояние встревожило старика, и попытался взять себя в руки.
— Ну-ну, и как же он выглядел?
Портрет соответствовал описанию, которое дал ему Филанджери, такие же усы и вздернутый нос.
— С кем он виделся после вас?
— София сказала ему, что оба мы были предупреждены о его приходе. Она хотела отвести его к маркизе, но маркиза была очень подавлена и никого не желала видеть. Она перед этим узнала, что немцы готовят репрессии, и…
— Так. Значит, его приняла синьора Сандра?
— Вот именно, именно так. Синьор Луиджи был в отъезде, пришлось ей.
— Он заходил в дом?
— Сначала не хотел. Попросил, чтобы вы сами спустились в швейцарскую, — думал, что вы еще здесь. Тогда София сказала ему, что из предосторожности вы решили укрыться в другом месте.
— Значит, он все-таки зашел в дом!
— София оставила его в гостиной с синьорой Сандрой А я стоял у выхода и следил…
— Спасибо, Джакомо.
Теперь все было ясно. После встречи с Лукой Сандра, заранее приняв решение, отправилась в Париоли, не застала там Сент-Роза и, вместо того чтобы рассказать ему, как было дело, написала письмо, в котором даже не упомянула о Луке. Что же произошло в ее полубезумном мозгу? Джакомо стоял с раскрытым ртом и простодушно глядел на Сент-Роза. Через двери швейцарской была видна клумба, засаженная цветущей фуксией. Ее красные колокольчики напоминали брызги свежей крови. Сент-Роз вспомнил смущение, охватившее его при чтении этого письма. Интуиция его не обманула. Для такой женщины, как Сандра, подобные излияния были весьма необычны. Он припомнил некоторые ее жесты, интонации. Вспомнил и то, что она умолчала о недомогании маркизы, а потом уговаривала его не приходить в палаццо. К счастью, он решил пренебречь этим советом. Его левая рука, засунутая в карман пальто, нервно задрожала, и он никак не мог совладать с этой дрожью. Весь он покрылся потом и почувствовал, как ожесточается от ярости.
Он закрыл дверь, пересек двор и поднялся на крыльцо. София, услышав его шаги, вышла навстречу.
— Вы довольны, синьор? Теперь уже скоро…
— Надеюсь.
В камине пылал огонь. По большим гобеленам волнами пробегали тени, заставлявшие двигаться вытканные на них фигуры. Тысячи искр сверкали в подвесках люстр, превращая их в кинжалы, напоминающие о восточной жестокости.
— Я предупрежу маркизу. Она в постели, и у нее в гостях две приятельницы. Но она вас примет, я уверена.