Однажды я станцую для тебя
Шрифт:
– Насколько мне известно, Эмерик, я ничего не теряла.
Мы приблизились друг к другу, он молчал и только пожирал меня глазами.
– Почему вы здесь? – еле слышно выдавила я. – Вам нужна информация о балетной школе?
Мы оба удержались, не засмеялись.
– Моя дочь уже записана на другие курсы, и я об этом сожалею, поверьте.
– А я нет…
Он внимательно посмотрел на меня:
– Не нужно мне было приходить, да?
– Да, не нужно было. Что вам делать здесь, со мной, в разгар рабочего дня…
– Я знаю, но…
Его прервал Сандро, который громко позвал меня на урок. Продолжая пристально смотреть на Эмерика, я крикнула коллеге, чтобы он попросил учеников подождать. Я так боялась, как бы Эмерик не исчез. Но ведь все равно это было неизбежно. Тогда я схватила его за запястье и потащила к выходу. Он с ужасом смотрел на меня, и я взяла себя в руки:
– А теперь уходите, Эмерик, так будет лучше. Уверена, у вас прекрасная
Он отшатнулся, как от удара, а я решила добить его:
– Так случается в жизни, бывают встречи, которым суждено остаться только встречами.
– Если бы все было так просто, – угрюмо пробурчал он.
– А я и не сказала, что это легко.
– То есть вы, пусть и совсем немного, но все же думали обо мне?
Я едва заметно усмехнулась, он ответил тем же.
– Ортанс, можете считать меня безумцем, но я не могу работать, не могу говорить, не могу спать и нормально жить. Я думаю только о вас. Я всюду собирал сведения о вашей школе, чтобы больше узнать о вас, я хочу знать о вас все-все-все. И я не понимаю, что мне такое сотворить, чтобы избавиться от мыслей о вас.
– Вы поэтому здесь? Решили, что, если вернетесь и увидите меня, вам станет легче?
– Мне нужно было убедиться, что наша встреча – это реальность, что мне не приснилось то, что случилось с нами…
Он встал рядом со мной, прижал меня к стене. Мне он показался предельно уверенным в себе, но от моего внимания не укрылось, что он дрожит всем телом. Я была не в лучшем состоянии, в горле у меня пересохло, ноги подгибались.
– А вы не хотите в этом убедиться? – спросил он совсем тихо.
– Лучше не надо… подумайте о последствиях…
– Считаете, я о них не думал?! – взвился он. – Да я скоро свихнусь! Я не развратник. Я понимаю, что вы меня не знаете и у вас нет никаких оснований верить мне, но я никогда не изменял жене. Я не легкомысленный, совсем не влюбчивый, как по мне, любовь с первого взгляда – это из дамских романов. Но вот что получилось: вы свалились мне на голову, и я теперь не возьму в толк, что мне с вами делать.
– Забудьте меня.
– Давайте вместе поужинаем. Или хотя бы выпьем вина. В конце концов, вы же сами предлагали.
– Это плохая игра… Вы женаты, я только что узнала, что у вас есть как минимум один ребенок, и готова держать пари, что у вашей дочери есть брат или сестра…
Он кивнул, я разочарованно покачала головой.
– Не хочу сбивать вас с пути истинного и не хочу быть той, кто рано или поздно огребет по полной, а я чувствую, что с вами это вполне вероятно.
Я постаралась оттолкнуть его, он схватил мои руки, бешеный стук его сердца потряс меня.
– Отпустите меня, Эмерик, пожалуйста, проявите уважение к себе самому, к своей семье и… ко мне.
Я почувствовала его дыхание на своем лице – оно было таким же прерывистым, как и мое.
– Не могу, Ортанс. Я не в состоянии бороться, не понимаю, что со мной происходит… прости меня…
И он меня поцеловал. Я не сумела противостоять власти этого поцелуя.
С тех пор прошло три года. Мы успели много раз обменяться словами любви, вместе поплакать и поиронизировать над ситуацией, в которую угодили. Эмерик вернул меня к жизни. С ним я хохотала, кровь пульсировала в венах и лихорадка охватывала тело, когда он был рядом. Ловя его взгляд, я чувствовала, что существую, что я любима. Тем не менее я бы никогда не поверила, что стану той, кто ждет, протестует, бьется головой об стенку, когда ее любовник уходит, чтобы вернуться к семье. Как я могла подумать, что однажды буду вызывать отвращение у себя самой. Эмерик превратился в мастера вранья и двойной жизни, в топ-специалиста по лавированию. У нас, как у всякой пары, появились свои привычки и ритуалы. Мы встречались вечером по понедельникам и четвергам и, если наши расписания позволяли, иногда обедали вместе – маленький бонус, как он это называл. Вскоре гостиница показалась нам слишком вульгарной, наши отношения были достойны лучшего. Поэтому Эмерик появился в моей квартире, освоился в ней, и время от времени мы там ужинали, как если бы это был наш общий дом. Иногда ему удавалось остаться у меня на ночь. Летом он всегда находил способ приехать в “Бастиду”, и это были два дня полного счастья. Он был со мной и только со мной, я могла брать его за руку на улице, я целовала его, когда мне этого хотелось, запретов здесь не существовало. Он знал моих друзей и ценил их, они отвечали ему взаимностью, хоть и беспокоились за меня по любому поводу. Но в наших отношениях были, естественно, и свои темные пятна. Меня не существовало. Ни один его друг или знакомый не догадывался обо мне. В моменты паники мне приходило в голову: случись с ним что-нибудь, я об этом никогда не узнаю. Никто не сообщит, что он заболел или ему грозит опасность или еще что похуже… Эмерик избегал малейшего риска, поэтому, несмотря на мои уговоры, отказывался завести второй телефон или использовать в общении какой-нибудь наш личный шифр. Поэтому мне категорически запрещалось звонить ему, отправлять эсэмэски и даже отвечать на его сообщения, я никогда не могла сделать ему подарок или сунуть наше фото в его бумажник, тогда как его фотография всегда была со мной. В самом начале мне казалось, будто я сумею все оборвать, но совсем скоро я убедилась, что не способна на это – я безумно влюбилась в него. И чем больше времени проходило, тем глубже мы увязали в наших чувствах и в наших отношениях, которые иногда казались вовсе и не отношениями. Я ждала. Чего? Если разобраться, не многого. Я так и оставалась той, другой. Только при этом условии я могла его сохранить, так что приходилось смириться, хочешь не хочешь.
Обычный субботний вечер. Перевалило за полночь. Мы с Сандро поужинали в ресторане Стефана, мужа Бертий, а потом направились в ночной клуб, где бывали все последние годы. Я сидела у стойки, потягивая первый за вечер дайкири, за которым последует множество других, и наблюдала за своим другом, который вышел на охоту. Он мог заставить танцевать самых неуклюжих и сделать так, что они казались сексуальными и грациозными. Я обычно выжидала дольше, чем он, перед тем как появиться на танцполе: я знала, что стоит начать, и я уже не остановлюсь, разве что на минутку, чтобы проглотить очередной коктейль, который помешает выйти из транса. И всякий раз, сидя у стойки, я задавала себе вопрос, не сбежать ли. Зачем мне нужно каждые выходные одурманивать себя? Я допила свой дайкири, к этому моменту все вокруг уже было как в тумане, уши заткнуты плотными пробками электронной музыки, включенной на предельную громкость, – отлично, я готова, – я повертела головой, чтобы щелкнули шейные позвонки, и, ни на кого не взглянув, пробилась сквозь толпу ритмично движущихся тел в центр танцпола. И все, я была уже не я, а только движение, пот, полная свобода, я отключилась от всех переживаний. Потеряла контроль над собой. Забыться, создать вокруг и внутри себя вакуум. Я неистово отплясывала, чаще с закрытыми глазами, выходила в параллельное измерение и надолго застревала в нем. Без этого транса мне не обойтись, он создавал иллюзию освобождения. Время от времени, ощутив на своем теле чью-то настойчивую ладонь, я сбрасывала ее, решительно отвергая любые поползновения незнакомцев. Но благодарно откликалась на прикосновения Сандро, обеспечивающего мое спокойствие и ограждающего от приставаний тупых субботних донжуанов, и получала огромное удовольствие, зажигая с ним. Те минуты, когда мы позволяли себе танцевать вместе, были, конечно, своего рода демонстрацией силы, поскольку мы не скрывали свой профессионализм и безудержное стремление к самовыражению, мы были слишком опьянены, чтобы беспокоиться о впечатлении, которое произведем на окружающих. Иногда, в мгновения, когда сознание пробуждалось, передо мной всплывало лицо Эмерика, и мне приходило в голову, что, если бы он увидел меня такой, он бы слетел с катушек. Я была бы не против преподать ему этот маленький урок. Стоя в очереди в туалет вместе с юными барышнями, чья свежесть граничила с наглостью, я регулярно ловила их взгляды, в которых читалось, что я для них старуха. Мое отражение в зеркале наглядно объясняло мне, почему на их лицах читается насмешка: краска потекла, лоб блестит от пота – близость сорокалетия не скрыть. Как следствие, я заказывала очередной дайкири, чтобы совсем забыться и показать, что по выносливости им меня не обставить.
Воскресный полдень. Физические кондиции позволяли мне, естественно, оставаться на сцене до самого утра, однако возраст мешал восстановиться всего за четыре часа сна, в отличие от давешних девчонок, которым накануне я бросала вызов и которые к этому времени наверняка уже были свежими, как весенний ветер. Я не без труда выбралась из постели, раздернула занавески, яркое зимнее солнце ослепило меня, и я едва справилась с желанием вернуться в полутьму под одеялом. Отяжелевшие ноги кое-как донесли меня до ванной. Опершись о край умывальника, я провела тщательный осмотр. Ну и вид у меня – прямо скажем, отвратительный: под глазами черные круги, оставленные тушью, морщины гораздо глубже, чем обычно, серый цвет лица. Единственный выход – не тянуть и быстро залезть под душ.
Погода была солнечной, я открыла окно и подошла к столу. Да, было еще прохладно, но, возможно, свежий воздух развеет это странное ощущение пустоты, охватившее меня сразу по пробуждении. Обернув голову махровым полотенцем, я съела плотный, насыщенный витаминами завтрак. После этого решила, что следует очистить организм от токсинов, надела спортивный костюм, кроссовки и захлопнула за собой дверь. Я бежала рысцой, с наушниками на голове, стремясь не показать выдающиеся результаты, а всего лишь как следует пропотеть. Спрятавшись в свою музыкальную шкатулку, я забывала, что ноют и саднят онемевшие мускулы, забитые ядом после вчерашних злоупотреблений, которые я, впрочем, повторю меньше чем через неделю.