Однажды
Шрифт:
Достаю из шкафа ее прошлый рисунок. На нем силуэт женщины, неаккуратно раскрашенный в разные цвета.
– Вы помните, на чем мы остановились? Что вы можете сказать, глядя на этот рисунок?
– Помню. Я же думала об этом. Я, вообще, только и делаю, что думаю. Желтым цветом я рисовала радость, ее почти не видно... В моей жизни действительно мало радости. И много тревоги, это так и есть. Все тело - тревога... Меня удивило, насколько много у меня желаний. Оказывается, я хочу что-то делать руками, - показывает на синие зоны, отвечающие за желания и зеленую штриховку жажды действия. -
Молчим. Я бы не хотела сейчас сбивать ее с лирического настроя. Но не могу позволить проигнорировать другое желание раскрашенного паха.
– Эта область - это не только про сходить в туалет...
Смотрю вопросительно. Марла смущается, сбивается. Бормочет что-то.
– Нет, мужчину я не хочу. Я мужа любила. А ни с кем другим я быть не могу.
– Почему?
– Как это почему? Я мужа любила. Как я могу быть с кем-то еще!
– Вы любили мужа. Девяносто лет назад.
Даю тишине подчеркнуть весомость моих слов. Пусть звучат в ее голове... Но ее лицо не меняется. Не доходит. Ладно, попробую еще раз.
– А сейчас вы ЛЮБИТЕ своего мужа? Или только ПОМНИТЕ о том, как любили его?
Вот теперь в ее глазах растерянность. Они медленно заполняются слезами. Чувствую себя палачом, пытающим невинную жертву... А это ценная мысль! Видимо, это ее основная роль в жизни. У меня такая тяжелая судьба, родители умерли, муж умер, ах я бедная несчастная! Жизнь кончена.
– Я не знаю... я никогда не думала так... А как это вообще можно отличить - то, что я чувствую, и то, что я думаю или помню? Это ведь и есть моя проблема - я всегда сомневаюсь, правильно ли я чувствую...
Как она ловко ушла от напряжения идеи о том, что она уже не любит своего мужа. Ладно, пока давить не буду. Не отвечаю на прямой вопрос, но реагирую.
– Как будто существуют 'правильные' и 'неправильные' чувства...
– Да...
– Но кто дает эту оценку? Кто вам помогает определить, какие чувства являются 'неправильными'.
– Ну... наверное те, которые причиняют неудобство другим.
Ага. Она опять не так поняла мой вопрос, мне хотелось выйти на образ Внутреннего Родителя, дающего ей оценку и ориентиры. Но сейчас можно вырулить к чувству вины, так что зайдем с этой стороны. Все равно там встретимся с Родителем, никуда он от нас не денется. Повторяю ее последнюю фразу.
– Ваши чувства могут причинять неудобство другим людям... Расскажите, когда такое было в вашем детстве.
Я вижу по ее лицу, что она вспомнила. Но она смотрит в стол, теребит пальцами юбку и не спешит озвучивать. Ее лицо искажается самым настоящим страданием, слезы тихо катятся по щекам. Надеюсь, ей хватит сил озвучить мне то, что сейчас всплыло из глубин памяти, и избавиться, наконец, от этого груза. Ее голос тоньше и выше, похож на голос маленькой девочки, то и дело срывается на всхлипы.
– Я не помню, сколько мне было лет... Родители не разрешали трогать нож, а я захотела сама отрезать себе кусок хлеба. Сама! Я не послушалась. Взяла нож и, конечно, порезалась... Крови было так много, она заливала руку, пол, стол. Мне кажется, что все было в крови. Мне было очень больно и очень страшно. Что поругают. И что я сейчас умру... Мамочка прибежала, упала передо мной на колени и зарыдала. Она выла в голос, она кричала и рвала на себе волосы, что мне сейчас так плохо и это она во всем виновата. Я помню, как отступили мои боль и страх. Осталось только всепоглощающее чувство вины, что мамочка так страдает от того, что я решила что-то сделать сама... С тех пор я старалась ничего не делать без одобрения мамы, а потом и мужа... Но сейчас их нет, и некому дать мне разрешение.
Она вздыхает, смотрит на меня грустно-грустно. Переводит взгляд на рисунок и повторяет мои же слова в окончании прошлой встречи, наполняя их глубоко личным пониманием:
– Мое чувство вины... не дает мне... делать то, что я хочу... потому что моя любимая мамочка слишком страдала, когда я решила проявить самостоятельность...
– клиентка переводит взгляд на меня.
– Но что мне теперь делать?
– Я думаю, с этим ощущением нужно провести несколько дней. Вы придете ко мне еще раз, и сами расскажете, что теперь будете делать.
Она уходит. А я помечаю себе в бумажках на следующий раз: найти контакт с ее взрослой частью, чтобы брать на себя ответственность за принятые решения, даже если они ошибочны... Как же не просто взрослеть...
Глава 32. Новый клиент 13:00 Орстен.
Высокий, плечистый, гибкий. Серьезное лицо, короткая стрижка, прямой взгляд. Одежда подтянутая, строго по фигуре, застегнут на все пуговицы. Покрой напоминает мундир. Мысленно называю его офицером, хотя не имею понятия о роде его деятельности.
– Здравствуйте. Разрешите войти?
– Здравствуйте, меня зовут Ася, как мне обращаться к вам?
– Я выбрал имя Орстен. По правилам я не могу сообщать вам свое настоящее имя.
– Хорошо, Орстен, выбирайте себе место, устраивайтесь.
– Когда я должен оплатить консультацию? В инструкции на двери не указано точное время.
– Вы можете сделать это прямо сейчас, или в конце, как вам будет удобнее.
Он коротко кивает, кладет на стол мешочек с оплатой и наконец-то усаживается в кресло. Спина прямая, ладони на коленях, взгляд строго в глаза.
– Моя проблема заключается в том, что меня беспокоят боли в животе. Никто не может установить причину и помочь мне, я обращался в центральную больницу, к личному королевскому лекарю, к травникам, к гномьим альтернативным наукам, к лучшим эльфийским целителям. По результатам всех диагностик и превентивных манипуляций я абсолютно здоров. На королевском приеме моя жена слышала, что вы лечите такие случаи. Вы будете меня обследовать? Где я могу снять одежду?
Я несколько теряюсь от такого напора. Ему нужно рассказать, как работают психологи, а то ведь и впрямь сейчас обнажаться начнет. Хорошо, что у дяди не геморрой.