Одним ангелом меньше
Шрифт:
Они подошли к бару. Бармен, худой светловолосый парень, поправил белую в черный горошек бабочку и посмотрел вопросительно.
— Толик здесь? — вполголоса спросил Иван.
— Пианист?
— Почему пианист? — удивился Костик.
— Ну, не знаю. Если вам нужен Пианист, то он здесь, за последним столом. А если кто другой, то не знаю.
Кличка так не вязалась с качком Толиком, что Иван засомневался, но, присмотревшись, увидел в круге света быкообразный силуэт.
— Да, — шепнул Костик, — за таким надо отряд СОБРа
— А то! Не бойся, справимся.
Лавируя между столами и натыкаясь на невидимые в полумраке недовольные фигуры, они подобрались к крайнему столу. Лысенко стоял к ним боком, разглядывая кий. Его партнер уныло копался в бумажнике.
— Анатолий Лысенко? — спросил Иван, доставая корочки. — Уголовный розыск. Вам придется проехать с нами.
Толик замер. Его обезьянья челюсть недоуменно отвисла.
— Зачем? — наконец выдавил он.
— Надо выяснить кой-какие обстоятельства. Пройдемте, — Костя взял его за локоть.
Услышав волшебное слово «пройдемте», Толик стряхнул с себя оцепенение, а заодно и Костика. Взревев, он опрокинул стол — Иван еле успел отскочить — и бросился в темный угол за баром.
— Стой! — Иван выхватил из кобуры «ПМ», но тут раздались выстрелы.
Невидимый в темноте народ загомонил, завизжала женщина, что-то упало и разбилось. Нырнув за перевернутый стол, Иван оглянулся и увидел, что Костик сидит на полу, привалившись к барной стойке, прижав руку к плечу, а сквозь его пальцы течет кровь.
— Гад! Пальто испортил, — пытаясь усмехнуться, простонал Костик. — Вань, со мной ничего, бери его.
— Звони в «Скорую» и в милицию, живо! — крикнул Иван бармену, присевшему за стойку.
К досаде Ивана, середина бильярдной была хоть и плохо, но все же освещена и Толик видел его из своего угла, а вот он Толика — нет.
— Включи свет!
Бармен, прижимая к уху трубку, на карачках пополз к выключателю. Иван выглянул из своего укрытия и тут же нырнул обратно: снова загремели выстрелы. Если бы хоть знать, что там у него и когда патроны кончатся!
Больно резанув по глазам, вспыхнул свет. Лысенко выстрелил еще раз, рванул какую-то дверь и исчез за нею.
— Что там? — осторожно пробираясь к двери, крикнул Иван.
— Подсобка, — бармен наконец показался из-под стойки.
— Выход есть?
— Нет.
— Окна?
— Нет. Только в туалете маленькое. Он в него не пролезет.
В бильярдную наконец-то соизволил заглянуть песчаный охранник. Лезть под пули ему явно не хотелось. Оценив обстановку, он что-то зашептал в портативную рацию.
— Эй, ты! Ну-ка, помоги ему! — Охранник тупо смотрел на Ивана. — Ну что уставился, как баран? Милиция!
Откуда-то донесся звон разбитого стекла и мощный рык, за ним последовали яростная ругань и грохот. Похоже, Толик колотил ногами по стене.
— Застрял! — ухмыльнулся осмелевший бармен. —
Перекрывая рэп и вопли Толика, с улицы донесся вой сирены. Грохот усилился, потом что-то грузно свалилось.
— Застрял, говоришь? — Иван вышел в коридор и по стенке двинулся к туалету. Там было тихо. Сильным ударом ноги он распахнул дверь и, сплюнув, опустил пистолет. В туалете никого не было. Рама крохотного окошка, вырванная с мясом, валялась внизу, на асфальте.
Пробежав через коридор и бильярдную, Иван выскочил на улицу. Серый «Форд» отчалил от тротуара как раз в тот момент, когда с противоположной стороны подъехали два милицейских «уазика».
— Ушел, гад! — Иван вернулся к Косте. — На тачке своей уехал. Ничего, никуда не денется. Сейчас сделаем «всем постам» — и все будет тип-топ. Ты-то как?
— Андрей Васильевич! — Между фразами Чешенко так крепко сжимал губы, что рот превращался в узкую трещину на каменном изваянии, и тогда он напоминал Самохвалову идола с острова Пасхи, одетого в присыпанный перхотью пиджак по моде десятилетней давности. — И когда же мы начнем говорить правду, позвольте спросить?
— Я говорю правду, — сглотнув слюну, ответил Самохвалов.
Следователь молча протянул ему лист бумаги. Это были показания жильца из соседнего подъезда, который возвращался домой около двух ночи и видел, как Самохвалов садится в машину.
— Что скажете?
— Я… — глаза Самохвалова заметались, как напуганные светом тараканы. — Я… Я выходил. Я выезжал. Я доехал до угла и вернулся.
— Значит, вы не были в ночь на семнадцатое февраля на Кузнецовской? Подумайте хорошо.
— Нет!
— Тогда посмотрите это.
Согласно заключению экспертизы на подошвах ботинок Самохвалова присутствовали частицы песчано-гравийной смеси, идентичной той, которая использовалась при ремонте покрытия тротуара у подъезда Колычевой. Убийца, заходя за ней в подъезд, не мог миновать засыпанную щебнем яму.
— А что, больше нигде в городе ямы не засыпают? — взвился Самохвалов, отбрасывая заключение.
Чешенко аккуратно и неторопливо вложил листок в папку и в упор посмотрел на Самохвалова. Он ничего не говорил, только смотрел, словно видел сквозь него обшарпанную стену. Андрей закусил губу и так сжал кулаки, что ногти впились в ладони.
— Ну? — через некоторое время поинтересовался Чешенко.
— Да, я был там. Утром. Заехал, чтобы отвезти Марину на работу.
— Андрей Васильевич, яму засыпали после обеда. А вы с девяти утра до семи вечера были у себя в офисе. Исключая то время, когда ездили к Бергеру. Придумайте что-нибудь поинтереснее.
Самохвалов молчал. На его лбу выступили крупные капли, он дышал тяжело, словно только что пробежал стометровку. Наконец он открыл рот, явно собираясь что-то сказать, снова закрыл — и тут его словно прорвало: