Одним ангелом меньше

Рябинина Татьяна

Приподняв тяжелую волну волос, я освобождаю кровь от уз тела. Она алая, праздничная, бьет фонтанчиком — как родничок. Сколько ее бежит по жилам! Она уходит — и вместе с ней уходит жизнь. Лицо бледнеет, становится тонким и удивительно красивым — таким, каким никогда не было при жизни. Как будто вместе с кровью из тела ушла вся подлость, низость, вся грязь…

Конечно, проще было бы убить ее в лифте — как ту, у парка. Но, по закону подлости, лифт не работал. Отложить, подождать другого случая? Кто знает, когда он подвернется, этот случай? Не насторожится ли Ремизова, когда поймет, что ее разыграли? Следить? Но это небезопасно. Если до сих пор мне везло, еще не значит, что так будет вечно. Полагаться

только на удачу — уподобиться этой самой Юле. Меня могли видеть еще в тот раз. Конечно, было поздно, темно, но все равно кто-то мог заметить, что я иду за той женщиной, запомнить. Мне казалось, что кругом никого нет, но тогда мир вообще казался мне пустыней.

Удивительно, как легко это оказалось сделать. А ведь сейчас не было никакой черноты в глазах и прочего. Преднамеренное, хладнокровное убийство… Наверно, курицу зарезать было бы тяжелее. Человек, красивая молодая женщина, она могла бы любить, быть любимой, дарить радость, дарить жизнь. Но она дарила радость только себе — за счет страдания и даже жизни других. Теперь с этим покончено.

В ее сумке лежал красный блокнот. На последней странице адрес. Блокнот придется выбросить, где-нибудь подальше отсюда. Интересно, не записала ли она адрес еще где-нибудь? Впрочем, это уже неважно.

Ну что, Лада, как поживаешь?

Следуя замысловатой траектории, по стене полз таракан. Он то быстро бежал вниз, то останавливался, будто задумавшись, потом вдруг круто менял курс и медленно, как одышливый старик, карабкался вверх. Иван покачивался на стуле и следил за тараканом.

«Вот так и мы мечемся — вверх-вниз, а толку…»

Он завидовал сыщикам из детективов. Влезут в одно дело и мусолят его до победного конца. А когда их, дел этих, у тебя только «живых» десяток, а «дохлых» вообще полный сейф? Ведь надо хотя бы вид делать, что по «глухарям» работа ведется. Они, «дохлые», на шее будут висеть до морковкина заговенья, пока сами случайно не раскроются или срок давности не истечет. А может, и вообще не раскроются никогда. Самое милое дело, когда какой-нибудь бандюган расколется и пару-тройку старых «висяков» на себя возьмет. Правда, по закону подлости, обычно эти дела пылятся в чужом сейфе. Конечно, один за всех и все такое, всем ура, но… А уж про текущие дела и говорить не хочется. Попробовал бы какой-нибудь сочинитель детективов писать десяток книг одновременно.

Дела действительно объединили — тут не надо быть пророком, экспертиза подтвердила идентичность способа убийства. Принял дело молодой следователь Максим Хомутов, которого Иван просто не переваривал. Из огня да в полымя. По сравнению с ним Чешенко был просто душкой.

Уехав с Просвещения, Иван успел побегать еще по трем делам, держа в уме четвертое, вернулся в родной кабинет, сочинил пару бумажек по убийствам в Лахте и на Черной речке и теперь прикидывал: успеет ли перекусить или сразу ехать к матери Ремизовой. Без Костика, его неофициального подмастерья, приходилось совсем туго. Зотов обещал съездить в страховую компанию, но только по бартеру и когда освободится. У него и своих дел по горло. Вот и сейчас он сидел, зарывшись в бумаги, и набирал на компьютере какую-то справку.

Таракан шлепнулся наконец на пол и быстро-быстро побежал за сейф.

«Что они только тут жрут?» — подумал Иван.

— Леш, как ты думаешь, чем у нас тут тараканы харчуются? — спросил он у Зотова, который наконец послал бумагу на печать. — У нас вроде, кроме кофе и сахара в закрытых банках, ничего нет.

— А они, сволочи, все лопают, что откусить могут. Бумагу, например. Бумаги у нас навалом.

Зотов озабоченно заглянул в принтер, зажевавший лист.

— Ты посмотри, Вань, какая зараза! Я тебе так скажу, принтеры из всей оргтехники — самые зловредные твари. Они любят только хозяина, и то когда он к ним с лаской. Любят, когда с ними разговаривают, как с детишками. А чужих вообще не признают. Пока к тебе не привыкнут —

работать не будут.

— Ну и что?

— А то, что это бобровский принтер. Наш ведь в ремонт увезли. Вот и мучайся теперь. А у тебя печатает?

— Ни черта!

— Во! Ну, солнышко, будь дружком, напечатай дяде бумажку, — замурлыкал Алексей, запихивая в капризную машину новый лист.

В конце концов принтер сжалился, Зотов убрал отпечатанный лист в папку, собрал дела в сейф и собрался уже уходить, но остановился.

— Вань, а фотографии птички вашей новенькой готовы?

— Да, — Иван вытащил из конверта несколько снимков, — только что забрал.

Зотов разглядывал фотографии, и на лице его все сильнее проступало недоумение.

— Слушай, а ведь мордашка мне знакома. Не она сама, конечно, а вот похожа на одну девчонку. Тоже покойницу.

— Она на Колычеву похожа, которую у парка Победы убили. Тоже сонную артерию порезали.

— Да нет, Колычеву вашу я не видел. А вот была у меня несколько лет назад некая Лада Литвинова. «Глухарик». Так вот одно лицо с этой куколкой.

— И что там было? — спросил Иван, записывая на листке фамилию и имя.

— А ей тоже горло перерезали, только не сонную, а от уха до уха, вспомнишь — вздрогнешь. У нее же дома. У них там фамильная реликвия была — набор хирургических инструментов какого-то предка, так скальпель пропал. Видимо, имей горло и распороли. Мы тогда еще удивлялись, не проще ли было нож взять, у них на кухне целый набор висел швейцарский, от самых маленьких до меча-кладенца.

— Скальпелем, говоришь?! — Иван не поверил своим ушам. — И что? Так там ничего и не накопали?

— Видишь ли, девчонка наркотой промышляла. Держала такую сеть, прямо наркобарон, даже соседи из безопасности заинтересовались. Хотя сама — ни-ни. Впрочем, так чаще всего и бывает: кто торгует, не потребляет.

— А не проверяли случайно ее знакомых медиков? Все-таки скальпель…

Зотов обшарил карманы в поисках зажигалки, не нашел и засунул сигарету обратно в пачку, отказавшись от протянутого Иваном коробка спичек.

— Нет, Вань, я курить бросаю. Зажигалки нет, вот я и вспоминаю, а то ведь могу автоматом закурить.

— Не проще ли сигареты с собой не таскать? — удивился Иван.

— Не проще. Я могу у тебя попросить или в ларьке купить. Ну так вот, — вместо сигареты Алексей бросил в рот леденец, — медиков проверить как-то не додумались. Вернее, проверяли сначала, но на другой предмет, наркоманский, кто ее снабжать мог. Это уже потом ее поставщиков накрыли. Что касается самого убийства, Синицкий, ну следователь, знаешь его, так он на другое ставил. У этой самой Литвиновой был какой-то таинственный дружок, которого никто никогда не видел, хотя все это тянулось с давних пор. Ее мать рассказывала, что как-то случайно услышала разговор по телефону. Мол, прежде чем завязывать какие-то серьезные отношения, она должна обрубить старые хвосты. Нашли мужика, за которого она вроде замуж собиралась, рекламщик из Москвы. По его словам, тоже выходило, что у Литвиновой была какая-то многолетняя занудная связь, с которой она никак не могла покончить. Как раз в тот день, когда ее убили, она с ним по межгороду разговаривала и клятвенно обещала немедленно все похерить. Мало того, именно во время разговора кавалер был у нее дома. Мы тогда на уши встали, но этого загадочного хахаля так и не нашли. Прямо тайны мадридского двора.

— А почему я об этом впервые слышу?

— Да ты в отпуске был. Если хочешь, я тебе дело достану. Старый труп — лучше новых двух. Думаешь, один тип работал?

— Возможно. — Иван рассеянно запустил пятерню в волосы и стал похож на задумчивого ежика. — Три похожие девчонки, и все три с перерезанным горлом. Да еще скальпель. Правда, первая убита дома и не так аккуратно.

— Может, она действительно первая была? — Зотов снова сел за свой стол. — Если это серия, то должен быть отличительный признак, по которому убийца выбирает свои жертвы. В нашем случае — внешность. Может, это и есть тот самый загадочный кавалер Литвиновой? Представь, она с ним порвала, а он осерчал — и…