Одним ангелом меньше
Шрифт:
Не успел он подумать о конце света, будто бы в насмешку, позвонила его последняя пассия Светлана. Девушка оказалась вздорной и капризной, Борис давно уже собирался с ней порвать, поэтому постепенно сводил отношения на нет, ссылаясь на хроническую занятость. Видимо, Света наконец что-то смекнула и устроила по телефону грандиозный скандал. Она рыдала в трубку и вопила, чередуя ругательства с обвинениями во всех смертных грехах и угрозами. Наконец Борису удалось вставить слово.
— Светик, — сказал он спокойно и почти ласково, — если я такой плохой, набери в рот какашек и плюнь в меня. И будь добра, не звони
Света на мгновение умолкла, будто у нее перехватило дыхание, потом замысловато выругалась и бросила трубку.
Настроение испортилось окончательно. Борис настолько ненавидел процедуру разрыва отношений, что частенько даже не стремился к сближению, если видел, что девушка явное не то. Пусть даже она ему очень нравилась. У него никогда не было каких-то мимолетных, случайных связей. Хотя он и не стремился пока к семейной жизни, все же предпочитал в отношениях стабильность и надежность.
Захотелось плюнуть на все, уйти домой и завалиться спать до утра понедельника. Пропади оно все пропадом! Но тут Борис вспомнил, что завтра последняя суббота месяца, а это значит, что с десяти до двенадцати он должен сидеть в своем подвале и принимать всяких кляузников. А потом на эти самые кляузы реагировать. Час от часу не легче.
Закрыв кабинет, Борис отправился в булочную — покупать хлеб было его домашней обязанностью. Он купил половинку ржаного и батон, вышел из магазина и чуть не наткнулся на Малахова, который, раскрыв огромный черный зонт, нетерпеливо топтался на углу и поглядывал на трамвайную остановку. И опять Кирилл был вроде трезв и сравнительно прилично одет.
Подошел трамвай, из него вышла маленькая рыжеволосая девушка в серой кожаной куртке. Чуть не угодив под грузовик, она перебежала дорогу и бросилась Малахову на шею. Обнявшись под зонтом, парочка перешла на другую сторону и скрылась под аркой серого дома с колоннами.
Вечером наблюдение с обоих подозреваемых должны были снять. Для продления не нашлось никаких оснований. Впрочем, Валевский еще накануне попал в больницу с гнойным аппендицитом, поэтому насчет него Иван не слишком волновался. Что касается Малахова, то все эти дни он исправно ездил на работу, возвращался, покупал в гастрономе продукты — и сидел дома. Даже в выходные никуда не выходил.
Борис горы свернул в поисках человека, видевшего Малахова шестнадцатого февраля или девятого марта. Только запойно пьющая уборщица из гастронома вспомнила, что «кажись, видала Кирюху сразу после Восьмого марта». По ее словам, было уже темно, он покупал что-то в винном отделе — то ли вино, толи коньяк, но, похоже, что-то недешевое.
Короче, такая вот фишка. Пусто-пусто.
Однако и Малахов, и душено-резаные красотки отступили сегодня на второй план. С двенадцати часов дня Иван с Костиком месили грязь в Сосновке, где в одном из прудов всплыли два женских трупа. Как установили эксперты, женщин изнасиловали, а потом долго и жестоко избивали, пока они не скончались. Трупы полностью раздели, а лица настолько обезобразили, что об опознании оставалось только мечтать. Правда, у одной из них было большое родимое пятно под левой лопаткой и шрам от операции аппендицита, но по картотеке без вести пропавших ничего подобного найти не удалось. Зато приметы второй подходили доброму десятку «потеряшек».
Иван колебался,
Замерзнув на ледяном ветру, оперативники отогревались бергамотовым чаем и обсуждали детали нового дела. Без пяти семь на столе убежавшего домой Зотова задребезжал телефон. Не вставая со стула. Костя протянул руку и взял трубку. Послушал, а потом, не говоря ни слова, передал Ивану.
— Логунов… Вот как! — Иван нахмурился. — Как она выглядит? Рыжая?.. Черт! А двор проходной?.. Тогда посадите в каждый подъезд по «алкашу», пусть сидят хоть до утра. Не ходить же по квартирам… Все, я буду у себя, если что, сразу дайте знать.
Костик, который напряженно вслушивался, пытаясь по репликам Ивана уловить суть разговора, смотрел выжидательно.
— Как в кино — все в последнюю минуту. — Иван заглянул за шкаф. — Куда раскладушка-то делась? Наш Кирюша вернулся сегодня с работы, побрился, помылся и двинул обратно на трамвайную остановку. Там он встретил некую девицу, но не высокую блондинку, а наоборот, мелкую и рыжую, хотя, говорят, довольно-таки красивую. Они вошли во двор и, пока «хвост» переходил дорогу, исчезли. По времени вряд ли могли далеко смыться, даже двор перейти, там дворы немаленькие. Значит, вошли в какой-то подъезд. Костя, не видел раскладушку?
— Ты что, ночевать здесь остаешься? — удивился Малинин.
— А что делать!
— Как что? Домой ехать.
— Да нет, мне так спокойнее будет.
— Мудришь ты, Ваня, — Костя покачал головой. — Думаешь, он пошел к ней домой, чтобы зарэзать? Девица-то не в маньяковом вкусе. Видимо, просто герл-френд.
— Китаев сказал, что в их психованной башке сам черт ногу сломит. Тенденцию уловить можно, как процесс будет развиваться, а вот детали — фиг.
— Даже если и так. Пойми, мы ничего не можем сделать, пока труп не найдем. Ну выследят его — и что? Пойдут узнать, не угробил ли он свою подружку? Ночью? Если нет, значит, все дураки. А если да, все равно уже ничем не поможешь. Поезжай домой.
Иван упрямо молчал.
— Ну ты и упертый, Ваня! Ладно, как знаешь. А койку, кажется, брал Храмов. Подожди-ка! — Костя сорвался с места и через пять минут притащил вконец разболтанную раскладушку. Прислонив ее к стене, он снова убежал и вернулся, таща перед собой свернутый в рулон матрас.
— Получай, Иван, гранату! Между прочим, Храмова я в дверях поймал. Еще пять минут — и спал бы ты на стульях. Да… — Костя пнул раскладушку ногой. — Ложе неказистое. Приятных сновидений, Иван Николаевич!
— Раньше у нас диванчик был. Ну, не диванчик, а так, кушетка.
Иван набрал домашний номер и попросил Аленку сказать маме, что останется на работе на всю ночь. «Слава богу, — облегченно вздохнул он, — не пришлось объясняться с Галиной».
— А куда делась кушетка? — спросил Костя, застегивая куртку.
— На тебя сменяли. Она стояла там, где сейчас твой стол. Так что уплотнили нас по законам революционного времени. А в качестве компенсации выдали раскладушку. Мы еще чайник просили электрический, пусть не «Тефаль», хоть какой-нибудь плохонький — так не дали. Бобер сказал, что ты сам по себе ценное приобретение.