Одним ангелом меньше
Шрифт:
— Значит, не пойдет. Тогда повторим завтра. Не пойдет завтра — покажем тебя второму, когда из больницы выйдет. Ничего не забыла? В подъезде аккуратно. Мы тебя, конечно, будем страховать, но и сама не оплошай, не подставляйся. Микрофон нормально работает?
— Да все в порядке. Ладно, пошла.
Ирина вышла из машины, одернула плащ и неторопливо направилась к проходной «Электросилы». Встав чуть поодаль, она сделала вид, что кого-то ждет.
Томительно тянулись минуты. Малахова не было. Костик нетерпеливо пощелкивал пальцами, активно действуя Ивану на нервы. Только он открыл рот, чтобы попросить Костика
Ирина чуть обогнала его, обернулась и спросила, который час. Малахов ничего не ответил, только махнул рукой, демонстрируя пустое запястье. Костик подкрутил объектив камеры, увеличивая изображение.
— Ноль эмоций! Спокоен, как удав.
Ирина медленно шла к переходу, обгоняя Малахова на пару шагов. На трамвайной остановке Малахов стоял, засунув руки в карманы джинсов, и угрюмо смотрел себе под ноги, не обращая на Ирину никакого внимания. Подошла «пятнашка». Оттолкнув тетку с кошелками, Малахов полез в вагон. Следом за ним — Ирина. Трамвай тронулся, вслед за ним поползла и серая оперативная «шестерка».
Когда машина остановилась на светофоре в двух шагах от трамвая, Иван, присмотревшись, заметил, что Ирина стоит рядом с Кириллом, буквально прижавшись к нему. Поймав сквозь стекло его взгляд, она чуть заметно покачала головой.
На углу улицы Севастьянова Ирина вышла и пошла вперед по аллее — так, чтобы Малахов шел за ней, но не мог обогнать. «Шестерка» медленно плелась сзади, прячась за невысокими кустами. Пройдя квартал и перейдя дорогу, Ирина двинулась дальше, а Малахов свернул на Свеаборгскую.
— Ириша, отбой, — сказал по рации Костя. — Дойди до следующей остановки и жди нас.
Убедившись, что Малахов действительно пошел домой, а не сделал круг дворами, они забрали Ирину и вернулись в отдел.
Второй день тоже не увенчался успехом. Малахов так же равнодушно скользнул по Ирине глазами и отвернулся. Выйдя из трамвая, он даже не посмотрел в ее сторону и направился в булочную.
Снова и снова они смотрели отснятую кассету, но так и не уловили на лице Кирилла никаких чувств. Или он не был Хирургом, или… «Может быть, он сыт?» — спросил Костя. «Да чтоб он сдох!» — кисло отозвался разочарованный Хомутов.
Кирилл вот уже который день не мог прийти в себя. То, что Лизу сбила машина, его мало трогало. Осторожнее надо дорогу переходить, только и всего. Насмерть? Ну что ж поделать, все там будем. И то, что его вызывали к следователю, тоже как-то не беспокоило. Но он никак не мог забыть чертов Лизин день рождения. Первое апреля — надо же, будто нарочно!
Он закрывал глаза и снова видел эту картину. Они в постели, пьют вино, открывается дверь — как в скверном анекдоте. Спокойный, будто лишенный всяческих эмоций, голос Лизиного шефа, Змеерога. Два листа розовой бумаги — завещание, которое он бросил на одеяло. Слезы Лизы.
…Змеерог давно ушел, а эта рыжая стерва все жевала сопли. Кирилл сидел на кровати, словно стукнутый пыльным мешком. Перекати твою мать! Ведь не приди он к ней сегодня, потерпи еще несколько месяцев — и заветный клад, считай, в кармане! Жениться на ней, обобрать до нитки и
Медленно, словно под гипнозом, он встал и начал одеваться.
«Ты уходишь?» — робко спросила Лиза.
Ну и выдал он ей! Все выложил. И кто она такая, и за каким чертом ему сдалась. Лиза еще пыталась за него цепляться и вопить, как сильно его любит. Тогда Кирилл совсем озверел и поддал ей по первое число. А на следующий день пошел в гастроном за бутылкой, и знакомый мужик рассказал, что прямо перед магазином ночью машина сбила девку, молодую, рыжую, которой хахаль хату снимал.
На похороны он не пошел — очень надо! Только душу травить лишний раз, думая о том, чего по ее милости лишился. Впрочем, он и без похорон об этом думал день и ночь. Даже водка не помогала, скорее наоборот, злоба и обида на весь белый свет грызли все сильнее и сильнее. А уж как жалко себя было — ни в сказке сказать ни пером описать.
У всех кругом, за исключением, может быть, кучки таких же неудачников, как он сам, все было о’кей. Те, кому повезло, ездили на роскошных иномарках, жили в отделанных по евростандарту квартирах, ели в дорогих ресторанах, ездили на модные курорты. Смотреть на все это великолепие с улицы было просто невыносимо. «Сделай что-нибудь! — вопил внутренний голос, и словно кулаком толкало его что-то изнутри. — Укради, убей, но выберись из этой отвратительной нищеты!»
Особенно раздражала его соседка Лариса. Красивая, богатая, уверенная в себе. И всего-то на семь лет его старше. С каким презрением она смотрела на него все эти годы! Словно он недостоин грязь с ее туфли слизать. Ох, с каким удовольствием он затащил бы ее в постель, оттрахал так, чтобы она неделю ходила враскорячку, а потом ползала бы за ним на брюхе, лишь бы посмотрел в ее сторону. Он и пытался, казалось-то, что делов — раз плюнуть, не может быть, чтобы хлюпик-муж ее как следует… Но никак она на его пылкие взгляды не реагировала, только злилась и дверью хлопала. Гадина! Так бы и прикончил и ее, и ее муженька, и детишек, не говоря уже о старой сволочи свекрови. И собаку мерзкую заодно.
Борис старательно отпаривал на кухонном столе парадные брюки, время от времени отрываясь, чтобы откусить от батона и отпить кефир из пакета. Время поджимало — Татьяна была не из тех, кто привык ждать. Телефонный звонок застал его в дверях.
— Борис Сергеевич! — голосила «наша мамаша». — Скорее! Кирилл Лару к себе в квартиру затащил. Он ее убьет!
— Да не кричите вы так! Объясните толком, — Борис отодвинул трубку подальше от уха.
Однако добиться от Ларисиной свекрови чего-либо толкового не удалось. Позвонив в дежурную часть, Борис бегом понесся на Свеаборгскую.
Заплаканная Алла Ивановна топталась по площадке, кусая костяшку пальца. Тут же стояли соседи, возбужденно блестя глазами, как дети, увидевшие раздавленную машиной кошку. «Наша мамаша» уцепилась за рукав Бориса.
— Лара домой шла, а он вылез опять. Она ему что-то сказала, а он ее схватил и уволок в квартиру. И кричал, что горло перережет.
Борис стукнул в дверь кулаком:
— Малахов! Ты что, совсем рехнулся? Отпусти ее немедленно.
— Я ей глотку перережу! И дом взорву! — заорал Кирилл из-за двери. Похоже, он был здорово пьян. — У меня бомба!