Одного поля ягодки
Шрифт:
В тот вечер я и не знала, куда вляпываюсь благодаря этим двум моим качествам.
«Сюрприз!» — обрадованно воскликнул хитрый бесенок, стоящий за моим левым плечом, а бедный ангел за правым загрустил от предчувствия грядущей опасности.
Потом пришел Лариков.
— Все впустую, — сказал он устало. — Он все равно выкрутится…
— Ну и черт с ним, — попробовала я его утешить. — Знаешь, сколько таких?
— Но этого я мог схватить за руку, — продолжал сокрушаться Ларчик. — Ладно, прошлое дело… Что у
— Не-а, — протянула я. — И самое печальное в том, что именно сейчас я жажду работы… Ты, кстати, не знаешь, почему клиенты появляются в тот момент, когда хочется отдохнуть, и совершенно игнорируют нас, когда есть желание поработать?
— Закон подлости, — ответил лаконично мой босс.
— А еще меня сегодня ужасно оскорбили, — вспомнила я. — Надо что-то делать с АТС и справочной! Меня уже достала эта фривольная служба «Секс по телефону». Поскольку я в этом деле крайне несведуща, я не знаю, что им отвечать!
— Учись у меня, — предложил Ларчик.
— Знаешь, я не смогу, — честно призналась я. — Так лениво и одновременно сурово изрекать в трубку: «Вы ошиблись. Это прокуратура» — я не могу.
— Тогда просто вешай трубку, — Ларчик зевнул. — Дитя, сколько у нас там времени? Не пора ли нам расстаться до завтрашнего утра?
— Ты меня выгоняешь, — радостно констатировала я.
— Если честно, мне сейчас хочется только одного. Спать. Поэтому — да. Я тебя выгоняю. И не делай вид, что ты этим недовольна!
Я и не собиралась. Наоборот, возможность пораньше удрать с работы мной только приветствовалась. Не только же Ларчик устает…
Вечер был наполнен метелью и предновогодними настроениями. Никак не могу стать взрослой барышней! Сейчас я стояла совершенно обалдевшая от золотистых шариков, которые стоили сто семьдесят пять рэ, то есть я была должна забыть о них сразу и незамедлительно, и очаровательных красных сердечек, которые были гораздо дешевле — по двенадцать рэ. Немного поборовшись с «взрослой барышней», назойливо вещающей, что у меня и так много елочных игрушек, я смело достала стольник и спустила его на означенные сердечки.
Все, мадемуазель Александрин! Денег у вас теперь ни копейки, кофе в доме нет — зато есть красные сердечки!
— Они хипповые, — пробормотала я. — И ведь они-то есть! А что из того следует? Что, глядя на них, я какое-то время буду счастлива. Можете считать меня глупой, господа присяжные заседатели, но дело уже сделано!
Домой мне ужасно не хотелось, и поэтому я забежала в гараж к моему самому лучшему на свете Пенсу.
Он пытался справиться с какой-то проблемой, в которой я совсем не разбиралась, так как проблема была связана с его драгоценным байком.
— Посмотри, какое чудо, — представила я на его суд мои сердечки.
Он бросил на них равнодушный взор и рассеянно кивнул.
— Угу, — пробормотал он, склоняясь опять над моим вечным соперником.
— А я вчера «Братьев Блюз» купила, — сообщила я, все еще надеясь привлечь его внимание.
— Угу, — снова кивнул он головой.
— Что? — переспросила я.
— Хорошо, — сказал Пенс.
— «И долго эхо вслед ему молчало», — вздохнула я и обиженно надулась. Покурила, чтобы не показать виду, до какой же степени я обиделась. И после этого поднялась.
— Ты куда? — спросил мой молчаливый до безобразия рыцарь.
— Дел по горло, — соврала я. — Мне пора домой.
— Я зайду попозже, — обрадовал он меня.
— Я спать хочу, — снова наврала я. — Поэтому сейчас дела переделаю и лягу спать. До завтра!
И прежде чем он успел отреагировать, я вышла из его «мотоубежища» и отправилась домой.
Вернее, поплелась, поскольку шла я медленно, пережевывая старательно свою обиду на все окружающее человечество, так некстати оставившее меня в одиночестве.
Дома было пусто и тоскливо. Впрочем, мне-то что жаловаться? Вот несчастный Пафнутий торчит в клетке сутки напролет, вот ему скучно…
— Так ведь, Пафни, мой маленький дружок? — спросила я попугая. Мне даже показалось — он вздохнул.
Я повесила перед ним красное сердечко и спросила:
— Ну и как? Нравится?
Пафнутий восторженно вытаращился на это яркое чудо и заходил вокруг с бормотанием: «Мило, мило…»
— Только мы с тобой понимаем красоту, Пафни, — вздохнула я. — Действительно, мило. Скоро к нам с тобой заявится Санта-Клаус с целой упаковкой кока-колы, и в наших сердцах поселится огромная детская радость.
Пока же радости у нас не было.
Я включила «бормоталку», то бишь приемник, и улеглась с книжкой в руках на кровать. «Огромное количество женщин именно так и проводит целые дни, — подумала я. — И не морщатся от неудовольствия…»
— Правда, у них от этакой скукотищи начинаются разные депрессии, — сказала я Пафнутию. — Некоторые из них и книжки не читают. Лежат себе перед теликом и всяких «Пакит» с «Селестами» наблюдают. Если честно, я бы и вовсе от такой жизни с рассудком простилась.
За окном продолжала развлекать прохожих метель. Кстати, определенный кайф мне все-таки поймать удалось. Там такие завывания, будто на улицу вылезли все на свете оборотни и вурдалаки, а я ничего себе устроилась — лежу теплым пледом закутанная и читаю. И до завтрашнего рабочего дня у меня — целая ночь. И, в конце концов, если мне станет скучно, я ведь могу позвонить своей новой знакомой Кате.
Может быть, она меня сможет отвлечь от печальных мыслей?
«Но он держал меня в руках, Моею красотой торгуя, Упреки, колотушки, страх — Я все прощала, боль любую: Бывало, ради поцелуя Я забывала сто обид… Доныне стервеца люблю я! А что осталось? Грех и стыд!»