Одноклассники smerti
Шрифт:
Что там Надежда на сегодняшний вечер анонсировала? Кажется, некое яство под пряными травами. Хорошо бы, конечно, мясо, но можно и рыбкой удовлетвориться.
Дима наконец выбрался из неизбежной пробки, одолевшей Ярославское шоссе. Повернул в сторону Медведкова, Надькиной обители. Тоже полно машин, но здесь хотя бы они плетутся, а не стоят, как на злосчастной Ярославке, в мертвом потоке.
«Расчетное время прибытия — плюс десять минут», — оценил Полуянов. И потянулся за мобильником уведомить Надьку, что он на подходе, пусть свою рыбу, или что там у нее, на стол подает.
Однако ни домашний, ни мобильный у подруги не ответил. Диму сей факт не рассердил и не удивил. Обычное дело — в преддверии его прихода Митрофанова лихорадочно мечется по кухне, дорезая салатик или украшая готовое блюдо всякими глупостями вроде ягодок клюквы или веточек петрушки, ей в такой момент не до телефона.
Он выбрался на совсем уж свободную Широкую улицу и поддал неукротимой «Мазде» газку. Машина весело взревела всеми своими ста шестью лошадями, а Димино лицо расплылось в улыбке.
В каком-то психологическом журнале он недавно вычитал, насколько важно жить не прошлым, не будущим, не угрызениями, не предвкушениями — но текущим моментом. Наслаждаться каждой длящейся именно сейчас секундой. Способ ему понравился, и теперь он постоянно искал поводы для восторга. А иногда их и искать не надо было, сами находились, как, например, нынче: лето, мощь мотора, вечерняя прохлада, вырвался из пробки, впереди отпуск, а дома — милая Надюха с ее старательными ужинами.
Дима размяк до такой степени, что даже у цветочной палатки тормознул. Выбрал для подруги аж пятнадцать ослепительно белых тюльпанов. Представил, как та поставит их посреди обеденного стола в хрустальную вазу и, пока он ест, весь вечер будет поглядывать на букет и счастливо улыбаться…
Полуянов лихо, безбашенным подростком влетел в Надькин двор. Его «ракушку», к счастью, не заставили — «Мазду» он припарковал без проблем. Вбежал в подъезд, улыбнулся злому консьержу. И еще от лифта начал втягивать ноздрями воздух. Пытался угадать, что за ароматы витают вокруг. Рыба или все-таки мясо?
Однако, как ни внюхивался, пахло лишь пылью да сигаретными «бычками».
«Обоняние ни к черту, неужели придется курить бросать?» — слегка расстроился Дима. Своим ключом отомкнул дверь в Надюхину квартиру. И с удивлением понял, что ничего вкусненького не предвидится. Да еще и свет погашен, а обычно Надя все кругом иллюминацией расцвечивает. Что за ерунда? Сбежала, что ли, куда-то? Но он звонил ведь ей в обед и сказал, что приедет как обычно, то есть около половины десятого. Сейчас, допустим, дело к одиннадцати, но Надька вроде не из таковских, чтоб минутными опозданиями его укорять, к тому же сама не без глаз, видит, какие в Москве безумные пробки.
Сердце слегка екнуло. А если чего случилось? К тому же и телефоны у подруги не отвечали…
Дима швырнул тюльпаны на тумбочку в коридоре и вполголоса позвал:
— Надька! Ты дома?
С удивлением услышал, что голос — его собственный, всегда бесстрастный, чем он гордился, — предательски дрогнул.
Тишина.
— Надька! — заорал Полуянов в полную силу.
И услышал со стороны темной кухни ее жалобный всхлип:
— Ди-и-ма! Я тут!..
Он пулей метнулся туда. Уже стемнело, Надькин силуэт на фоне закрытых занавесок вырисовывался неярким пятном.
Дима первым делом врубил свет и с облегчением увидел, что Надька, по крайней мере, не ранена и не больна. Просто очень грустная, и глаза, кажется, заплаканы. Ну, девчонки, как известно, плачут по поводу и без.
На сердце сразу отлегло.
— Че это с тобой? — буркнул Полуянов.
Действительно странно: сидит на стуле у окна да еще и ноги в украденной у него манере на подоконник закинула. Больше того: в руках бокал (бесцветная жидкость, пузырьки газа плюс лимон — явно джин с тоником). А плита — холодная, стол не накрыт, и никаких аппетитных запахов в кухне не витает. Непонятный демарш…
Надька жалобно взглянула на него. Махнула рукой на соседний стул, пригласила:
— Садись.
Виновато пробормотала:
— А ужина нет.
— Ладно, обойдусь, — пожал Дима плечами. И повторил: — Что-то случилось?
— Да, — прошептала она.
Шмыгнула носом и снова прошептала:
— Я, наверно, этого не переживу…
Глава 2
Пятью часами ранее. Надя
Дима никак не тянул на примерного клерка, и потому Надя была далека от того, чтобы ждать его в обычные для офисных служащих семь часов вечера. Но все равно, едва вернулась из своей библиотеки (сегодня она работала в первую смену и потому освободилась уже в четыре), немедленно кинулась в кухню. На сегодняшний ужин Надя планировала рыбу под маринадом из помидорчиков черри и, пока ехала домой, вспоминала, все ли продукты есть в наличии. Филе в морозилке точно имелось, и масло тоже (а жарить рыбу лучше на смеси подсолнечного и сливочного), и все необходимые приправы. Единственное сомнение — остались ли в холодильнике пресловутые черри? Вчера — точно были, полная пластиковая упаковка. Но вчера же после полуночи, когда Надя засыпала, по спортивному каналу сражались очередные футбольные гладиаторы, асы кожаного мяча. И Дима, она сквозь сон слышала, принимал в матче самое деятельное участие: скрипел креслом, звенел пивными бутылками, хрустел чипсами. Вполне мог и бедными помидорчиками закусить. Сама когда-то любимого научила, как вкусно под пиво смешать черри, тертый пармезан и чесночок. А чесноком от любимого ночью точно попахивало…
Едва вошла в квартиру, тут же ринулась в кухню — проверять холодильник на наличие помидоров. Нашла. Обрадовалась. И над собой же усмехнулась. Какие-то мелковатые у нее стали радости. То ли дело раньше, десять лет назад… Может, Полуянов и прав, когда называет ее последней клушей.
Надя быстро переоделась. На собственный перекус тратить время не стала — немедленно приступила к готовке. Но едва извлекла из холодильника рыбу, как в дверь позвонили. Она метнула взгляд на часы — всего-то без двадцати шесть, совсем не Димино время. Но сердце все равно екнуло. Неужели ее расчеты не оправдались? Мужчина , любимый, голодный, после работы пришел, а у нее ужин до сих пор не спроворен! Бабский, позорный, домостроевский менталитет. Можно подумать, Дима когда-нибудь ее упрекал, что в доме поесть нечего. А если изредка подобное и случалось — ведь даже у скромных библиотекарей на работе бывают авралы, — Полуянов покорно перебивался бутербродами или, что еще приятнее, в ресторан вечером ее вел.
Но все равно, пока она спешила в прихожую, на ходу придумала: если вдруг нежданно-негаданно это Дима, она его сухомяткой пытать не станет. Можно будет минут за пять пышный омлет пожарить — с болгарским перцем и теми же помидорами черри. Или еще проще: горячие бутерброды с сыром.
Однако забивала Надя голову зря: конечно, то был не Полуянов. Пришельцы, что топтались на пороге, оказались совсем иного рода, у нее аж сердце екнуло — двое мужиков. И оба — в милицейской форме.
— Ой… — еле слышно охнула Надя.
Хотя она не нарушала в последние годы никаких законов, а все равно неприятно. Да и мысли опять на пресловутого Димку переметнулись: вдруг с ним, шебутным, что-то страшное случилось? Он ведь постоянно рискует — по делу или чаще без дела. А кого первым извещают о катастрофе? Конечно, жену — пусть и не официальную, а гражданскую.
Хотела распахнуть дверь сразу, но здравомыслие взяло верх. Спросила, не отпирая:
— Вам кого?
— Надежда Митрофанова? — раздался приглушенный дверью мужской голос.