Одолень-трава
Шрифт:
Скучун чувствовал себя совсем разбитым. Еле шевеля лапками, словно налитыми свинцом, вылез он из машины и, несмотря на настойчивое приглашение Елены Петровны зайти, расстался с ней у подъезда.
Скучун решил вновь вернуться туда, где было ему так хорошо, - в особняк на углу Малой Никитской и Спиридоновки, где впервые открылся ему дар творчества. Он не знал еще, что именно там затаилась от власти Тьмы вновь спасенная им Личинка, что там поджидает его иной, новый путь - та новая жизнь, которая всегда наступает для тех, кто ищет высшую Красоту. Она, это новая жизнь, всегда где-то рядом...
А тем временем
А бабушка Елена пришла домой, переобулась, зажгла плиту, поставила чайник и стала ждать внучку. Она уже почти справилась со своим волнением: знала, что для ее Ксюна сейчас самое главное - преодолеть душевный разлад и прийти в себя, а для этого одиночество просто необходимо...
Елена Петровна верила своему Ксюну, верила в светлую ее судьбу и всеми силами души желала, чтобы Ксюн никуда не сворачивала с того пути, который открылся ей!
"Пускай иногда слабеют силы, пускай подступает тоска и кажется, что все никому не нужно... Не беда, это пройдет!
– шептала она про себя, едва шевеля губами.
– Ты только, девочка моя, верь, что без поисков Света, без чувства пути жизнь очень быстро покажется тебе случайной и пустой...
Держись, Ксюн, держись и поскорей возвращайся!"
****
Одинокий, понурый брел Скучун к особняку, затаившемуся у краешка Спиридоновки. Он весь измучился и чуть не плакал от обиды: почему его добрая, веселая Ксюн вдруг повела себя так нелепо, так странно, и откуда этот сумбур в его душе, эта тоска и растерянность - ведь все же хорошо, силы Зла отступили, Москва спасена... Казалось бы, чего ему не хватало?..
А мечтал наш Скучун о какой-то шальной, ликующей радости, что затопила бы все улицы, о народном гулянье с воздушными шариками по возрожденной Москве, которая, очистившись, расцветала бы на глазах как по мановению волшебной палочки, а ее жители, счастливые и похорошевшие, со слезами на глазах умилялись, глядя на своего спасителя и благодарили его за свое избавление... Где-то в глубине души надеялся наш герой, что победа окажется шумным и бурным праздником, как в театре, когда пьеса кончается, добро побеждает, и актеры непременно получают свои цветы и аплодисменты...
Но ничего этого не случилось, все вокруг оставалось как будто по-прежнему. Жизнь в Москве шла своим чередом, все так же озабоченно сновали по улицам горожане с усталыми лицами, и никто из них не замечал своего избавителя... Только какая-то незримая, удушающая тяжесть исчезла, воздух посвежел, и свет, заливавший московские улочки был уже иным - это был радостный, благодатный свет оживающего города!
А Скучун, преодолевший слабость и страх, Скучун-победитель, понявший, как велики силы, сокрытые в душе каждого, кто ищет высшую Красоту, - Скучун не чувствовал почему-то ни облегченья, ни радости... Он устал, он расстался с Ксюном и не знал: надолго ли, навсегда ли?.. Он теперь вообще ничего не знал - смятение чувств охватило его. И низко-низко опустив голову, не думая ни о чем, брел наш поникший герой к своему прибежищу.
В жизни Скучуна наступило трудное время - время исполнения желаний. Он не знал, что это одно из самых тяжких испытаний судьбы. Казалось бы: вот оно, желанное, лови! Вот достигнута цель, и смеется победа, и задуманное сбылось, а труды, и борьба, и путь - все-все-все позади, впереди - только вечное торжество, неизменное, словно остановившийся маятник... Но качается он, спокойный, размеренный, - идет время, и будто бы ничего не изменилось в жизни! А кажется так потому, что и путь, и борьба, и победа были не внешние, суетно-театральные, а внутренние, свершившиеся в душе. И так уж устроено на свете, что плоды душевной победы зреют медленнее, чем нам бы хотелось...
Скучун брел и не знал о том, что впереди его поджидает новое время, новый, полный испытаний путь. И казалось ему, что все хорошее в его жизни кончилось... Но жизнь продолжалась, и тихий свет, проливавшийся с небес на успокоенную Москву, убаюкивал Скучуна - ему хотелось спать.
"Спи, мой маленький, - распростерлась над городом Душа Радости, - тебе надо сейчас хорошо отдохнуть. Все пройдет: и усталость, и боль, а наработанные душою силы не пройдут никогда - они останутся! Ты с удивлением обнаружишь их не теперь, не сразу... И не бойся теперешней своей слабости - она ненадолго. И силы появятся снова. И снова окрепнет сердце, а мир вокруг оживет, и поманит такая непостижимая глубина - зовущая, родная, необъяснимо желанная, что все привычные успехи и радости спадут с души, точно мглистая пелена спадает с ночного, осиянного звездами неба!..
А за свою Ксюн ты не бойся - с нею все хорошо, просто ваши пути такие же непохожие, как и ваши души... Но скоро и она устремится вперед, к желанной своей Красоте, и конечно, вы еще встретитесь в этом таинственном городе, настоящая история которого только начинается... И этот город отныне будет всегда помогать вам, ведь он теперь так же накрепко связан с вашей судьбою, как вы - с его!..
Спи, мой дружочек, совсем скоро тебе понадобится много сил, все меняется, и теперь не Ксюн придет к тебе на помощь, как это было уже не раз, а ты к ней... И сколько придется ей испытать в пределах земного пути, а сколько еще тебе... У вас так много земного времени... это счастье!
Душа твоя взрослеет, Скучун, она вмещает все большее, и помни, что творящая сила ее безгранична..."
Скрипнула половица деревянной лесенки, ведущей на третий этаж: Скучун поднимался наверх, в потайную моленную - он проник в особняк, где однажды ему привиделся ясный Свет. Достигнув цели, зеленой пушистой тряпочкой он съежился в уголке, и тотчас же крепкий сон одолел его. А невидимая простому глазу Личинка склонилась над ним, как бывало склонялась мама. Трепетавшие крылья бабочек вознесли над ним свой живой синий полог, а над головой прозвенела нежносеребряными курантами чистая, хрупкая, переливчатая мелодия. И самые безмятежные сны на свете уже спешили сюда, к нашему Скучуну, чтобы ему присниться!
Таинственная Личинка обняла душу спящего, которая на время сна покидает тело, и стала укачивать ее, напевая чуть слышно, и нашептывая самые удивительные и прекрасные истории, которые когда-то происходили здесь, на этой земле, в этом городе... И личинкины эти шептанья позванивали в тишине, словно капельки времени, зачарованными жемчужинками упадающие в хрусталь...
ЭПИЛОГ
Пробродив и проплакав весь вечер, Ксюн осторожно и мерно ступала в безвременье тягучего заспанного бульвара.