Одри Хепберн – биография
Шрифт:
прислушивалась к звукам шагов, пыталась пользоваться телефоном вслепую, готовила чай, наливала его в чашку и пробовала определить, насколько она наполнилась, по возрастанию теплоты жидкости и так далее. Это ей очень пригодилось в фильме. Героиня, осажденная бандитами, разбивает все лампочки в доме, чтобы уравнять своего мучителя с собой в этой битве нервов, интеллекта и грубой силы. Все это напоминало Одри дни, когда готовился и снимался фильм «История монахини». Правда, на сей раз подготовка была не духовной, а чисто физической.
Когда же в Нью-Йорке начались съемки, eё уверенность, что она научилась изображать слепую, быстро рассеялась после того, как она просмотрела первый отснятый материал. Ее глаза, главный отличительный признак Одри Хепберн, блестели слишком сильно. Заказали контактные линзы. И это были не те гибкие и тонкие
Одри хотела взять с собой Шона, но побоялась оторвать его от школьных друзей в Швейцарии. Зато долго беседовала в выходные по телефону, а на Пасху Шон приехал к маме, и один день они провели в Диснейленде.
Напряженность в отношениях между Одри и Мелом заметили многие. Одна из ближайших подруг Одри, сама недавно расставшаяся с мужем, посоветовала ей проконсультироваться у психиатра. Она вспоминает, как на этот совет отреагировала актриса: "Её подбородок дёрнулся, словно кто-то позади нeё потянул вожжи, и Одри процедила сквозь зубы: «Никогда!» Она не обращалась за советом даже к матери. Может быть, Одри не хотела признать, что eё собственный брак уподобляется двум замужествам баронессы. Именно теперь Одри поняла, как мало у нeё настоящих друзей. Работа и путешествия по Европе вслед за Мелом не оставляли времени на дружбу. Была Конни Уолд, вдова продюсера Джери Уолда, жившая в Голливуде;
Дорис Бриннер, бывшая жена Юла, которая жила в соседней деревне в Швейцарии, – и это практически все…
В фильме участвовали талантливые актеры: Алан Аркин, Джордж Скотт и (невероятно, но факт) Роберт Редфорд. И всё-таки «Подожди до темноты» оказался не более, чем обычной кинохалтурой. В нем были утрачены остатки той весьма приблизительной, «притянутой за уши» сюжетной логики, которая eщё теплилась в пьесе. Коварный Аркин маскируется различными способами, изменяя голос, чтобы заставить Одри поверить, будто несколько разных людей входят в eё жилище и выходят из него. Зачем слепую женщину нужно дурачить переодеваниями, абсолютно непонятно. Столь же необъяснимо и то, почему Одри ни разу не приходит в голову мысль запереть входную дверь своего дома. Если бы она это сделала, то не было бы пьесы, не было бы фильма.
Актрисе стало ясно, как изменился Голливуд, eё Голливуд. Он оказался в других, более жестких руках. Скорость перемен была поразительной. Экранные табу скрывали, подобно маскам, лица участников карнавала. Выйдя на экраны в середине 1968 года, «Подожди до темноты» выглядел безнадежно устаревшим рядом, скажем, с такими фильмами, как «Ребенок Розмари» с Миа Фэрроу в главной роли. У Миа был имидж несчастной, но своенравной и шаловливой девочки-подростка, похожей на тот образ, который когда-то сделал популярной Одри. («Миа теперь получит все мои роли», – сухо прокомментировала это Одри.) Тогда вышел «Детектив» – фильм об убийце-маньяке, где в качестве приманки для зрителя использовалась чисто медицинская откровенность. Вышел «Выпускник» – история любви зрелой женщины и девственного юноши, в котором Одри предлагали роль миссис Робинсон. Вышел «Так не поступают с леди» с Родом Стайгером в роли убийцы. Он, как Аркин, принимает различные обличья, но делает это куда эффектнее. Как бы то ни было, но «Подожди до темноты» имел большой кассовый успех и даже принес Одри номинацию на «Оскара».
Она вернулась в Швейцарию весной 1967 года, чувствуя, что утратила и «связь времен», и ту духовную близость, которая так долго eё соединяла с Мелом. Летом врачи подтвердили, что она вновь беременна. Мела не было с ней рядом, он находился в Марбелле. Через несколько недель произошло то, что уже случалось не раз: она потеряла ребенка. Ее отчаяние
Одри и Мел решили жить и работать отдельно друг от друга «в течение некоторого времени». О юридическом разводе пока не было и речи. Это известие совпало с выходом «Двоих в дороге». Возникло впечатление, что это – рекламный трюк. В эту новость поверили бы, если бы на месте Одри Хепберн была какая-нибудь другая актриса. Но, к сожалению, все было именно так: брак Одри и Мела разваливался. За две недели до этого Ферреров видели на скачках в Довилле, где они были почетными гостями барона и баронессы Ги де Ротшильд. Они пытались сохранить видимость счастливой супружеской пары. Мел работал в Париже над своей новой постановкой «Майерлинга» с Теренсом Янгом. Это был второй фильм, который Мел и Теренс делали вдвоем. Одри не была приглашена. Роль возлюбленной кронпринца должна была играть Катрин Денев. «Я рада», – кратко ответила Одри одной своей подруге на вопрос, не огорчена ли она из-за того, что не снимается в фильме Мела.
После объявления о разводе Мел улетел в Женеву, а оттуда в Толошеназ. Он был необычайно сдержан и необщителен. Только и сказал: «Я еду домой». Но Одри, однако, не было «дома». Она оставалась на их старой вилле в Бургенштоке, а вернулась в «мирное место» три дня спустя. Супругов видели задумчиво гуляющими по лужайке среди желтеющих яблонь. Он обнял eё тонкие плечи; муж и жена о чем-то долго беседовали, тесно прижавшись друг к другу. Но, о чем бы они ни говорили, разговор их был окрашен минорными интонациями. Пройдет eщё несколько лет, прежде чем Одри даст публичный комментарий к той встрече. Но даже когда стало все ясно, она с прежним упрямством цеплялась за ту сказку, которой всегда жила. «Когда распался наш брак, это было ужасно, – сказала она Генри Грису, одному из тех немногих журналистов, которые сохранили eё доверие. – Более того, это было горьким разочарованием для меня. Я полагала, что брак между двумя добрыми, любящими друг друга людьми должен существовать до тех пор, пока один из них не умрет. Я не могу вам выразить, насколько я была разочарована. А я ведь много раз пыталась этому помешать. Я понимала, как тяжело быть мужем мировой знаменитости, признанной повсюду, быть всегда вторым на экране и в жизни. Как Мел страдал… Но поверьте мне, для меня карьера всегда была на втором месте». Между строк этого простенького признания можно прочесть о горечи Мела, которую он испытывал из-за неудач собственной карьеры в кино и из-за безуспешных попыток Одри «спасать» те его проекты, которые только углубляли eё разочарование в кино, либо оставляли в ней ощущение личностной нереализованности.
Она и думать не хотела об официальном разводе. Ее пугала сама мысль о том, что Шон будет вовлечен в битву из-за опекунских прав. Многое eщё предстояло сделать адвокатам. К счастью, свет не отозвался на их семейную драму обычным злорадством. Мелу не запрещалось встречаться с сыном. Одри с горечью сознавала, что она сама отчасти виновата в распаде семьи. Она не забывала, чем обязана своему мужу. Он направлял eё профессиональную карьеру, помогал ей выбивать огромные гонорары благодаря своей проницательности и непреклонности. Он строил их совместную жизнь. Он, наконец, был отцом eё ребенка. Кольцо одиночества сжималось вокруг Одри. Мел с головой ушел в работу и собирался вернуться в театр. Он всегда сохранял глубокую привязанность к сцене, с которой ушел после того, как посвятил себя кино и Одри.
«Примирение все eщё было возможно, и именно на это она и надеялась, – вспоминает одна знакомая Одри, – но месяцы шли, и работа стала доставлять Мелу гораздо больше удовольствия, чем мысль о возвращении домой». Он не приехал к ним, когда Одри с Шоном посетили Марбеллу во время зимних каникул 1967 года. Вокруг нeё сплотились немногочисленные друзья. После нескольких вечеринок и визитов у Одри появились новые знакомые. Одним из них был дон Альфонсо де Бурбон-Дампьер, претендент на испанский трон. Они вместе встречали Новый год в мадридском ночном клубе. «Именно тогда Одри перестала мучить себя самообвинениями, – вспоминает Генри Грис. – Она преодолела первый шок, вызванный разводом, и постепенно начала ценить обретенную свободу». Сын, по мнению Гриса, оставался для Одри средоточием всех забот, «ее спасением».