Одри Хепберн. Жизнь, рассказанная ею самой. Признания в любви
Шрифт:
Вот кто жил по своим законам! Он настоящий ирландец – все сверх меры. Английская поговорка говорит, что каждый ирландец сумасшедший. Мне кажется, они сами считают наоборот, у Питера одна из любимых фраз: «Я – не сумасшедший, а вот все остальные, по-моему, да». Но, как настоящий ирландец, он неистов: вспыльчив, упрям, если пьян – то до беспамятства, если весел – так, что танцуют все вокруг, если грустен – до полной депрессии.
К счастью, во время съемок «Миллиона» никакой депрессии не было, Тул просто хулиганил, смешил всех на площадке, делал вид, что у нас тайный роман, но все это так, что даже самый глупый
– Все равно же придумают. Надо утрировать так, чтобы подозрения стали просто нелепы.
Он просил Уайлера сделать декорации каморки под лестницей поменьше («Одри такая щуплая, что в нормальных условиях слишком просторно, чтобы я мог к ней прижаться, мотивируя это нехваткой места»), просил почаще устраивать перерывы и сделать как можно больше дублей в сцене, когда мы выходили из каморки, а покидая этот «пост», двусмысленно облизывал губы, словно намекая на то, чем мы там занимались. Съемочная группа от души смеялась, потому что стенки у этой «каморки» просто не было, и целоваться на виду у всех не стал бы даже самый отъявленный циник.
Но мелкие выходки Питера поднимали настроение всем, делая работу над веселым фильмом веселой и приятной. Ограбление удалось, доставив большое удовольствие и нам, и зрителям.
Сам Питер позже сумел справиться даже с раком желудка. Где-то пятнадцать лет назад, обратившись из-за легкой боли к врачу, О’Тул услышал страшный диагноз: рак! Он лег на операцию вовремя, потом прошел нужное лечение и выкарабкался. Пережив такое, Питер бросил пить, но теперь откровенно говорит, что ему неинтересно сниматься и лучшее, что можно сделать, – поселиться на ирландском ранчо вместе с сыном и жить там спокойно.
Я пытаюсь жить так же – поселилась на вилле в Толошеназе и не хочу выходить на съемочную площадку совсем. А теперь вот не только не хочу, но и не могу. Правда, жить, не выезжая, не получилось, совесть позвала меня по всему миру помогать детям.
А тогда с божественным О’Тулом мы крали статуэтку божественной Венеры в фильме божественного Вилли Уайлера. Питер предлагал заменить статуэтку Венеры на «Оскара», мол, тогда Одри будет красть ее с особенным удовольствием. Или требовал, чтобы после съемок саму фигурку непременно отдали мне:
– В пару к позолоченному дядьке.
Однажды он долго вглядывался в лицо статуэтки и сокрушенно покачал головой:
– Сценарий врет, она нисколько не похожа на тебя. А жаль, мы бы назвали ее «Одри» и вручали лучшим музейным грабителям.
Кстати, Питер рассказывал, что Оскаром статуэтку назвала Бэтт Дэвис, потому что обликом «Оскар» походит на ее первого мужа. Однажды Питер некоторое время осторожно разглядывал Уайлера, то и дело подглядывая в какой-то журнал, потом поманил меня пальцем, показал в журнале фотографию «Оскара», кивнул на Вилли и объявил:
– Бэтт права, что предпочла нашего Вилли своему мужу. Если ее Оскар таков, как этот парень, – О’Тул показал на статуэтку, – неудивительно.
Хорошо, что Уайлер не слышал таких вольностей. Но я прекрасно знала, что он не пожелал разводиться с женой Маргарет Таличет даже ради божественной Бэтт Дэвис. И вообще, кажется, для Уайлера существовали только его фильмы, в которых Вилли контролировал все – от
Но я недолго отдыхала, прямо в Париж на съемки Мел привез все же заключенный с «Уорнер» контракт на съемки «Подожди до темноты» по пьесе Нота, где я должна играть роль слепой девушки, в доме которой грабители ищут героин, а ее саму намерены убить. Мне даже слышать не хотелось о такой роли во время съемок счастливого «Миллиона»! Но я не могла не помочь мужу, даже понимая, что он провалит очередной фильм.
Мел понял мое нежелание, а потому сразу заявил, что режиссера определят только с моего согласия. Это означало, что режиссером не обязательно будет он сам. Не знаю, чего ждал от меня Феррер, но я не хотела сниматься в очередном его провальном проекте, а потому в ответ воскликнула:
– Теренс Янг!
Если Мел и ожидал свое имя в ответ, то, к его чести, сумел скрыть разочарование. И все равно я не хотела играть слепую несчастную девушку!
Однако главным стало не это, вскоре я обнаружила, что снова беременна. Это было счастье, добавившее блеска в глазах моей героини-грабительницы. Феррер не стал в Париже дожидаться окончания съемок, ему явно не слишком нравилось наше веселье. Если честно, то и я с облегчением вздохнула, когда муж уехал. Однако это означало откровенную трещину в нашем браке, мы слишком явно тяготились друг другом. Но ведь был еще Шон!
Я хорошо помнила себя в момент развода родителей, мне казалось, что мир рухнул и никогда больше не восстановится. «Папа, папочка, не уходи!» – этот собственный крик всю жизнь стоит у меня в ушах. Нет, мой сын не должен расти без отца, я все сделаю, чтобы этого не случилось. Я буду играть слепых, глухих, глупых в провальных фильмах с декорациями джунглей и дикими звуками, изображающими дикую музыку, хоть роль Эйфелевой башни, если это поможет моему мужу и поможет мне сохранить семью!
Именно потому, поняв, что беременна, я была несказанно рада, двое детей – это же такое счастье, у Шона будет братик или сестричка, а потом, может, и еще… Дети свяжут нас с Мелом, он поймет, что для меня семья важней, тоже почувствует вкус к жизни дома, к семейному уюту, будет стремиться к нам с детьми, зная, что мы его очень ждем дома, перестанет порхать по всему миру в погоне за призрачным счастьем создать что-то, что потрясет основы кинематографа.
Я надеялась удержать мужа дома, родив второго ребенка, совершенно забыв о том, что до меня это уже пытались сделать две женщины. Старалась не думать о прежних семьях, казалось, у нас будет все хорошо, тем более мы купили новый дом, свой дом в Толошеназе, очень тихой деревушке. Это был наш дом. Собственный, не съемный.
Но родить ребенка не удалось, снова проклятый выкидыш сразу после первого Рождества в новом доме. И семью сохранить тоже не удалось. А вот дом остался и действительно стал моей мирной гаванью на долгие годы. Моей и моих детей, они знают, что, где бы ни были, где бы ни жили, их всегда ждет наша небольшая вилла «Ла Пасибль» в Толошеназе.