Одри Хепберн. Жизнь, рассказанная ею самой. Признания в любви
Шрифт:
Мой дом. Место для счастья
Обвела взглядом свое гнездышко и поняла, что нужно обязательно о нем написать. Здесь я прожила много счастливых и трудных минут, здесь выросли дети, сюда приезжали и приезжают друзья, здесь все мое – от обстановки и разных мелочей до цветов в саду, но главное, здесь мой дух. Надеюсь, каждый, кто переступает порог этого дома, сразу этот дух чувствует.
Отсюда я уйду в другой мир, уйду спокойно и светло, несмотря ни на что, я в это верю, я это знаю.
Я всегда хотела иметь свой дом, в котором было бы уютно моим детям, даже тогда, когда детей еще не было. В этом мы совершенно не совпадали с Мелом, для Феррера дом там, где он сам, его вполне
Жизнь, которая отличается только номером на двери… Меня она не устраивала, хотелось если уж не собственной виллы, то хотя бы собственной обстановки в гостинице. Мел считал меня немного сумасшедшей, но я действительно возила из города в город любимую мебель, вазы, статуэтки, всякие накидки, подушки… Каждая вещь, оставляемая на складе на хранение, имела свой номер в длинном списке моих вещей, при переезде я просто сообщала, что именно мне нужно прислать, и мебель привозили. Конечно, ее не везли через океан, в Европе и в Америке у нас бывали разные наборы, но, если приходилось сниматься месяцами, я непременно обставляла свое гнездышко по своему вкусу. Феррер досадливо морщился, но терпел.
Но как бы ни были хороши и удобны предоставляемые нам гостиницы, как бы ни оказывались уютны снятые внаем виллы, мне очень хотелось иметь свой дом. София Лорен и Карло Понти «осели» на вилле у озера Люцерн, другая моя подруга, Дорис Бриннер, построила себе виллу в Лулли, мне эти места тоже безумно нравились.
Много лет мы жили у озера Люцерн на арендованной вилле «Бетания», но, когда пришла пора выбирать свое собственное жилье, я просила, чтобы оно располагалось во французской Швейцарии. Бюргеншток великолепен, озеро Люцерн – одно из красивейших в мире, но я очень хотела, чтобы Шон ходил в школу на французском языке. И мы с Мелом решили подобрать виллу ближе к Женеве, учитывая и то, что приходилось часто летать, во всяком случае, Мелу. Большая вилла нам была просто не по карману, несмотря на мои финансово вполне успешные съемки в последние годы. Да и ни к чему иметь дворец, для содержания которого нужно приглашать прислугу. Нет уж, мой дом – это мой дом, все, что смогу, я буду делать в нем сама!
Наконец в деревне Толошеназ подле Морж, почти на берегу Женевского озера мы купили совсем небольшую виллу, достаточно просторную, чтобы спокойно жить самим и принимать небольшое количество гостей, но не настолько, чтобы искать друг дружку, запутавшись в коридорах. Главное условие – прекрасный вид, свежий воздух и удобство для Шона. Луки тогда еще не было… Виллу назвали «Ла Пасибль» («Спокойная»).
Там было удобно, спокойно, несмотря на довольно близко проходящее шоссе, а уют я постаралась создать сразу. Стены нашего гнездышка нежного персикового цвета, на котором яркими пятнышками смотрелись голубые ставни окошек. А каков сад!.. Он тянется за домом на юг насколько хватает глаз. Нет, конечно, хватает ненамного, но сад хорош, особенно весной, когда яблони в нем стоят в цвету. Белый яблоневый цвет превращает его в мечту. Очень жаль, что в этом году я не увижу цветущих яблонь…
Я посадила множество цветов, тоже белых, мне кажется, это самые лучшие цвета для растений – зеленый и белый.
Заняли свое место диваны, ковры, статуэтки и вазы, стало по-настоящему уютно. Перед домом построили детскую площадку для Шона и его друзей. Все располагало к отдыху, но Мела тянуло прочь! Мой муж просто не умел жить в семейном гнездышке, а еще он не умел отдыхать, у Феррера внутри бурлила энергия, требовавшая выхода. Он был везде и нигде, всюду у Мела находились знакомые, его записная книжка была чуть тоньше телефонного справочника Нью-Йорка, сам телефон просто раскалялся от звонков, а уши Мела становились красными от трубки.
И все по делу, а не простая болтовня. У Феррера в запасе всегда десяток идей, которые нужно спешно реализовать,
Как только у меня появилась возможность не ездить за Мелом, я не стала этого делать, спокойствие Шона было дороже бурлящих идей его отца. Вот в такой период и приходила ко мне пожаловаться на свою бездетную долю София Лорен. Красавица София страстно желала иметь своего маленького Пуха, как я называла Шона. И не одного, несмотря на то что Ватикан не признавал развода ее Понти и соответственно нового брака. Но София знала одно: она любит Карло, Понти любит ее и они страстно хотят детей. Карло страшно переживал из-за выкидышей Софии, считая, что это проклятье Ватикана. Красавица София просто по-женски страдала.
У Мела была другая идея – его вдруг страстно потянуло в Испанию. На каком-то из приемов он увидел танцующую фламенко очаровательную Марисоль и решил, что настало его время взращивать звезд. Шестнадцатилетняя испанка была хороша, но я сомневалась, что у Мела хватит собственного темперамента, чтобы поставить фильм с ней столь же яркий, как сама девушка. И все же мы сочинили сценарий о девочке-тряпичнице. Новый вариант бессмертной Золушки, которым Феррер собирался покорить весь мир. Обо мне речь не шла, Мел больше не собирался снимать меня или играть вместе в фильме. Я не была против, потому что ни одна из попыток, кроме самой первой – «Ундины», приведшей меня на грань нервного срыва, не была удачной.
Позже мы купили еще один дом – в испанской Марбелле, с видом на прекрасный песчаный пляж среди зелени, где можно было бы хорошо отдыхать летом, если бы Мел умел отдыхать. Я своим домом продолжала считать Толошеназ, который назвала мирным местом.
В этом мирном месте я пряталась с детьми в беспокойные годы уличных волнений, сюда приезжали и приезжают мои друзья, здесь собираются дорогие мне люди… Когда мы разводились с Мелом, я больше всего боялась потерять своего Шона и возможность жить с сыном в Толошеназе. К счастью, Феррер не лишил меня такой возможности. Вилла «Ла Пасибль» осталась моим домом до конца моих дней. Мне не нужно другого, я спокойно обхожусь без бассейна, потому что не очень люблю плавать, мне не нужно поле для гольфа или теннисный корт под окнами, куда важнее большой сад в яблоневом цвету, возможность выращивать любимые ландыши – цветы, которые для меня символизируют невинность и незамутненность, возможность принимать дорогих гостей не в виде торжественного приема со множеством слуг, а запросто, беседовать с ними, сидя с ногами на диване…
Ферреру не был нужен дом, у него дом там, где он сам, а мне нужен. Я никогда не пускала в «Ла Пасибль» репортеров, это совершенное табу. Дом не то место, которое нужно выворачивать наизнанку в угоду публике, извините, но это мое. Каждый человек имеет право на место, куда он может пускать только тех, кого захочет. Мои друзья это знали, потому особенно дорожили возможностью бывать в Толошеназе, а уж посидеть на кухне, как мы делали с Софией Лорен, тем более.
Я всегда старалась готовить еду сама, только когда гостей набиралось много, приглашала помощницу из деревни. И еду покупала тоже сама. Это мамино воспитание, баронесса ван Хеемстра не чуралась никакой работы по дому и ходить на рынок за едой тоже не стеснялась. Это очень помогло, когда пришлось зарабатывать на жизнь в Лондоне простой консьержкой.
У меня проблема: после аварии 1958 года, когда я, желая уйти от столкновения с обгоняющей меня машиной, врезалась в едущую впереди машину Джоан Лора. Адвокат актрисы объявил, что я нанесла ей почти увечья, которых, правда, потом не нашлось, но был суд, а это крайне неприятно. Я сочувствовала Джоан, хотела бы оплатить неустойку за свой проступок, но молодая актриса не желала даже разговаривать. Подозреваю, что ей куда больше был нужен скандал с Одри Хепберн, чем действительная компенсация. Обошлось, но больше я за руль не садилась.