Офицерская честь
Шрифт:
Итак, 9 октября 1799 года после почти полуторагодовалого отсутствия нога Бонапарта вступила на ставшую родной французскую землю. Никогда ему не было так тревожно, как в это мгновение. Что ждало его? Он услышал биение своего сердца. Оно стало биться еще сильнее, когда показался отряд солдат в сопровождении огромной толпы. Бертье, шедший рядом с огромным портфелем в руке, не без страха посмотрел на генерала. Но лицо того было до удивления бесстрастным. Он шел навстречу размеренным шагом. Но впереди что-то случилось. Стройные ряды солдат расстроились, и они, слившись с толпой, с криками, ринулись навстречу. До ушей прибывших донеслось:
— Да здравствует Наполеон! Да здравствует Бонапарт! Слава победителю!
Так встретили его во Фрежюсе. Сопровождавшие были настолько поражены, что не знали, что делать. Того и гляди, люди поднимут генерала и на руках понесут его по дороге. Такая встреча не только обрадовала, но и придала ему решительности.
Вернувшись к себе, Баррас приказал собрать членов Директории. Когда они уселись в кресла, полукругом стоявшие перед столом Поля, он их оглядел, как будто видел в первый раз. Вот справа от него Гойе, с круглым одутловатым лицом, на котором застыла нижайшая покорность, и блестящей лысиной. Рядом с ним Мулен — крупные черты лица, толстый ноздрястый нос, как у лошади. И хотя его физиономия никакого сходства с Гойе не имела, но душонка была под стать ему. Одним словом, ничтожества. Не лучше и Роже-Дюко. Вот Сийес с лицом римского легионера, который смотрит на мир глазами хищной пантеры. Человек сам себе на уме и не хочет иметь никаких дел с этой компанией помощников. И сидит в стороне ото всех.
— Господа, — осмотрев присутствующих, сказал Баррас. — Я хочу вас обрадовать… — он замолчал, в душе наслаждаясь, как почти все эти директора, точно ученики, взирали на него, словно на божество. Разве что Сийес демонстративно отвернулся и смотрит в окно. Выдержав паузу, выдал: — Наполеон высадился в Фурже и двигается к Парижу.
Сообщение их ошеломило.
— Как высадился? Кто позволил? Где он сейчас?
— Что будем делать?
Баррас поднял руки и призвал к порядку.
— Высадился он вчера. Думаю, через два-три дня он будет в Париже.
— Арестовать! — вскочив, заорал Гойе.
— За что? — тихо спросил за его спиной Сийес.
— За то, что бросил армию! — оглянувшись, завопил тот.
Усмехнувшись, Сийес поднялся:
— У меня, Поль, такое предложение: давайте сообщим Совету пятисот. Посмотрим, как они отреагируют.
Похоже, предложение его принималось. Никто не возражал. Тогда Баррас спросил:
— Кому поручить ехать туда?
Опять подал голос Сийес:
— Зачем нам ехать? Вы знаете их настрой. Пошлем сообщение на листе бумаги. И все.
Баррасу предложение понравилось. Он ожидал, что они назовут его. А там… начнутся вопросы, издевки… Нет, правильно! Пошлем бумагу. Проголосовали.
— А мы его будем принимать? — приподнявшись, спросил Мулен.
Баррас не успел ответить, как подал голос Сийес:
— А как же. И подарок нужно сделать!
Было непонятно, не то он это сказал с издевкой, не то действительно сделал предложение. Баррас решил принять второе и объявил:
— Я думаю, это будет… правильно. Только что имел в виду господин Сийес?
— Я имел в виду богатый перстень из королевских сокровищ.
Баррас поморщился. Этого он делать не хотел, и так много разных разговоров.
— Я думаю, в части подарка Сийес в принципе прав. Хотя я человек и не военный, но мне думается, для военного оружие будет лучшим подарком.
Спорить никто не стал, тем более, что Баррас объявил, что он лично сейчас поедет в Мануфактуру Клингенталь, где в Версальской мастерской «Братья Коло» выберет подходящее оружие.
— Не забудьте потом представить ценник, — съехидничал Сийес.
Баррас неприязненно посмотрел на него.
Подписав бумагу в Совет, Баррас отправился к братьям Коло. Хотя в мастерской кого только не было, все же появление главы государства всех удивило. Давненько их никто не баловал, а тут такой человек. Старший брат, выслушав директора, провел его в кладовую, где хранилось готовое оружие, и показал ему одну саблю. Это была офицерская легкая кавалерийская сабля, булатной стали, вороненая. Украшена серебром, чеканкой, позолотой. Ножны из темной кожи, тоже украшены позолотой, серебром, шитьем, ковкой. Оружие Баррасу понравилось, и он попросил счет.
— Мы отдаем его даром и к вашим поздравлениям прибавляем свои. Мы верим, что Бонапарт еще возвеличит Францию.
Баррас улыбнулся покоряющей улыбкой. Но в душу словно кто-то плюнул, когда подумал о себе: «Значит, я не могу прославить Францию». Любезно попрощавшись, он возвращался к себе. И не узнал Парижа. А произошло следующее: когда Директория уведомила Совет пятисот, как было сказано в бумаге, «с удовольствием, что генерал Бонапарт вернулся во Францию и высадился у Фрежюсе», зал заседания невозможно было узнать. Поднялась неистовая буря рукоплесканий, радостные крики, вопли восторга. Все Собрание народных представителей встало и долго выкрикивало приветствия. Когда, наконец, депутаты угомонились, вышли на улицу, и народ узнал о полученном сообщении. Столица внезапно как бы сошла с ума от радости. Везде: в театрах, в салонах, на улицах и домах повторялось имя Бонапарта. А к этому времени в Париж стали поступать известия о неслыханных встречах, которые оказывались генералу населением, начиная с юга. В Париже войска гарнизона вышли из казарм и с музыкой прошли по улицам города.
Ни Бонапарт, ни сопровождающие его лица не могли себе представить такую внезапную и грандиозную манифестацию в его честь. Все это укрепляло уверенность в правильности принятого им решения. Увидев такой небывалый настрой, в Париже зашевелился политический муравейник. Многие стали копаться в своей памяти, в поисках когда и какие услуги оказали генералу. К сожалению, таких было немного. Одним из них оказался Талейран. Да, почувствовав в нем восходящую звезду, он помогал ему организовать военный поход в Египет. Но главной своей заслугой Шарль считал другое. Это он помог ему найти женщину его мечты. При этой мысли он улыбался: перспективный генерал — его должник, а мерзавец Баррас, который не захотел его взять одним из директоров, наказан.
— Но… — остановил себя Талейран, — ставя все на карту, неплохо бы убедиться, что она не будет бита.
Ему захотелось более подробно разобраться в восходящей французской звезде. Не дай бог, будет перебор. Шарль не ошибся и в другом, когда в разговоре с Баррасом сказал, что газетчики все вывернут наружу. Так и случилось. Уже к вечеру газеты пестрели такими заголовками: «Генерал успешно шествует по новому “Карнизу”» [2] , «Слава победителю Держанто!», «Слава победителю Виктора-Амедея!», «Мы помним победу под Лоди», «Слава победителю Вурмзера и Альвинцы!» Газеты с такими заголовками кипами ложились на стол Барраса. Заголовки напоминали ему, как и многим другим, блестящие страницы недавней истории Франции, творимые Бонапартом! Кто-кто, а Баррас хорошо помнил, как вел себя победитель монархического мятежа 13 вандемьера. Внутренний враг был разбит, но положение Франции не становилось более спокойным. Ей по-прежнему угрожала, может быть, даже сильнее, чем внутренние враги, старая коалиция, в которую входили: Австрия, Англия, Россия; королевства: Сардиния, обеих Сицилий, Бавария, Вюртемберг и другие. И эта угроза не давала спокойно жить. И обе стороны готовились к решительной схватке.
2
«Карниз» — приморская горная гряда Альпийских гор. (Примеч. ред.)