Офицерский гамбит
Шрифт:
– Может быть, хотите закурить? Чаю или кофе? – Лисья мордочка оказалась на редкость предупредительной.
– Нет, спасибо, я не курю. А позже выпью чаю.
– Нам желательно в дом… – мягко настаивала нашпигованная инструкциями лисья душа. Алексей Сергеевич не противился. Хотя ему хотелось насладиться дыханием живой природы, он понимал, что высокий забор не станет помехой, если начнут профессионально вести или его, или этих доморощенных политиков.
– У вас тут белки так просто по заборам прыгают, прямо как в Вашингтоне, – не удержался Алексей Сергеевич, подходя к невысокому, в несколько ступенек, крыльцу.
– Да что там Вашингтон, Вашингтон – жалкая копия нашего раздолья. Зверья у нас, как в зоопарке. Вы бы видели, как беличий молодняк в горелки играет! Тут уж несколько поколений выросло без страха, потому и к людям на руки идут, берут орехи.
Алексей Сергеевич
– Что ж, прошу вас все-таки, – и, словно очнувшись, провожатый указал на входную дверь.
Алексей Сергеевич покорно последовал в большой прохладный холл с высокими потолками, кожаной мебелью, невообразимым количеством картин на стенах и светильниками возле них. Нельзя сказать, что его сразила роскошь, скорее озадачил удручающий симбиоз богатства и безвкусицы. Чудовищное смешение стилей и направлений живописи сначала ошарашило, как будто он попал не в дом, а на склад, но затем у Алексея Сергеевича из ниоткуда возникла мысль, что эта дикарская экзотика неспроста. Может, тут зарыто золото партии, на стенах утомленно висят ресурсы, приготовленные на черный день? Может быть, он и ошибался, но эта забавная мысль развеселила его. В конце концов, если средние партийцы живут так, то, верно, лидеры общественного мнения могут поспорить с самим Лукуллом. Чему удивляться: агитаторы во все времена стоили дорого. Да и он сам, кажется, не бедствует. Разве какой-нибудь тульский инженер или выдающийся конструктор из Коломны мог бы рассчитывать на такие ресурсы, какие потребляет он? Разумеется, все это необходимо для большого государственного дела, потому и приходится жить по так называемому правилу понтов, иначе вряд ли чего-то можно добиться. И ему самому понравилось оправдание своему небедному быту, дополнительным растратам на комфорт и дорогую машину. В конце концов, он представляет великую страну, державу, почти империю, так что уж тут мелочиться.
В ожидании у висевших на стенах полотен пролетело не менее четверти часа. Какая-то миловидная и полная женщина лет сорока принесла ему горячий крепкий чай, как он просил. Оставила на столике сахарницу и небольшое блюдце с медом, источавшим нежный неистребимый аромат здорового цветения, напоминающий шаловливое детство и добродушного деда с пасекой, которому он помогал, отпугивая пчел специальным дымом… Наконец в окошко Алексей Сергеевич увидел, как, увлекаемые электрическим приводом, отъехали в сторону широкие профильные ворота и во дворе показался другой автомобиль, тоже джип, и тоже японский, только покрупнее, массивнее. Понятно, с затемненными стеклами. Как же все тут предсказуемо, как схоже на московские загородные тусовки. Но особенно – люди, убивающие наповал откровенным и комичным обезьяньим копированием друг друга.
Сначала водительская дверца распахнулась, и из машины незамедлительно выпало мужское тело, еще не раскисшее, хотя уже и не подтянутое. В это же время с другой стороны начало степенно выкатываться объемное женское туловище, которое было вовремя подхвачено за локоть неутомимым товарищем по партии. Да, не думал ты, Алексей Сергеевич, с какими людьми придется тебе общаться. И ведь правду говорили, что оруженосец нередко садится на водительское место. Очевидно, чтобы в дороге можно было обсудить деловые вопросы. С другой стороны, в их случае это довольно глупо, ведь тогда они давно на прослушке. Хотя и это вряд ли: кому они, в конце концов, нужны? Это же подыгрывающие на третьих ролях, они ни на что не претендуют в большой игре. Потому-то ему их и подставили – на обкатку…
Алексей Сергеевич машинально, прежде чем перед ним предстала Анна Георгиевна Овчаренко, зажигательная и, без сомнения, харизматичная ведьма-провокаторша, поставил чашку с чаем на столик, коротким интуитивным движением подтянул брюки, расправил ремень, словно портупею на военной форме, пошевелил плечами и откинул их назад. Принял облик своего героя, которого должен был играть. Когда они вошли, мгновение Алексей Сергеевич пребывал в замешательстве: может быть, надо поцеловать даме руку – с целью ускоренного развития отношений. С барышнями так бывает: случайно попадаешь в их интимную зону, и можешь рассчитывать на неожиданный бонус на переговорах. Но какой-то глубоко сидящий внутренний голос настойчиво твердил ему, что перед ним не столько дама, сколько женщина-партия, женщина-лозунг. В таких особах даже неприлично видеть женщину, это, пожалуй, может их оскорбить, как намек на слабость пола. Таких воительниц предписывается превозносить до абсолюта, закрепляя на каждом углу яркие плакаты с их мужественными изображениями и яростными призывами.
Анна Георгиевна сама вывела его из равновесия, резко, по-мужски подав руку для вовсе не изысканного рукопожатия. Алексей Сергеевич сделал это осторожно и несколько смущенно, подавшись телом вперед и сделав неловкий, а может быть, даже комичный поклон головой. Ее ладонь была обжигающе горячей, хотя и, к удивлению Алексея Сергеевича, по-женски мягкой. Но пожатие ее оказалось довольно крепким, захватывающим и откровенным. Цепким, как классифицировал разведчик для себя. Напрасно он постарался вкладывать как можно меньше силы, опасаясь хрупких пальчиков. От нее исходил запах дорогих духов, и он не вязался с ней, противоречил ее образу, вызывал странные ассоциации. Она ничуть не смущалась такой неестественной для себя и окружающих роли, вероятно, давно привыкла к ней. Нет, это был ее козырь, ее преимущество, осенило вдруг Алексея Сергеевича. Алексей Сергеевич мимо воли вспомнил фразу, недавно оброненную в беседе одним украинским политологом. «Женщина, входя в политику, оставляет свой пол перед входом». Как же это точно сказано… С ее партийным товарищем Алексей Сергеевич обменялся молчаливым, достаточно холодным рукопожатием, заглянув для верности в его выцветшие от времени и партийной борьбы серые волчьи глаза.
Через некоторое время они оказались втроем в закрытой переговорной комнате, где даже обильно выставленные цветы поникли от недостатка дневного света и выглядели обескураженными. Искристые плафоны с маленькими лампочками силились восполнить этот недостаток режущим глаза невероятно ярким свечением, но оно было слишком холодным, как кристаллы льда где-нибудь за Полярным кругом. Вместо природной прохлады загородного строения на Алексея Сергеевича постылым драконом из глубины помещения дышал кондиционер. Глядя на Анну Георгиевну в прекрасно подобранном деловом бежевом костюме, который был ей к лицу и на фоне которого блеск сережек был подчеркнуто рационален, Алексей Сергеевич отметил, что вряд ли этот стильный гардероб был куплен на базаре «Оболонь», как она беззастенчиво сообщала о себе журналистам. И все-таки, как она заметно изменилась по отношению даже к тем видеообразам, которые Алексей Сергеевич накануне изучал в Москве! Если время немилостиво ко всем, то к женщинам-политикам оно бессердечно. Она осунулась, обрюзгла, еще больше потолстела, подурнела и стала злее. Злость ее теперь была так же неисправима, как тяжелый рев стареющего, уставшего мотора, еще несколько лет тому назад едва слышимого. Теперь уж явственно стал проступать двойной подбородок, который наверняка выводил ее из себя во время ненавистных встреч с зеркалом. Под глазами появились темные, перламутровые круги, которые, наверное, теперь уже не исчезают и после массажа с макияжем. Но больше всего Алексея Сергеевича поразили глубокие борозды морщин на шее – вот отчего на изучаемых фотографиях он часто видел ее с элегантно повязанным вокруг шеи пестрым платочком. Но одно оставалось неизменным – все те же воинственно приподнятые брови, придающие ей сходство с большим бульдогом, стареющим, но все еще сильным и авторитетным, готовым в любой момент вцепиться в глотку обидчику или просто инакомыслящему.
– Куда пропал Антон Афанасьевич? Смена коней на переправе?
Она говорила бойко и уверенно, с неприятным и довольно странным дребезжанием сиплого голоса. От нее исходила опасность человека, способного говорить собеседнику неприятные вещи, и Алексей Сергеевич это ощутил с первого мгновения беседы. Он не знал, почему Антона Афанасьевича Гетеровского перебросили на другой участок работы, как не знал детали миссии своего предшественника. Более того, он не был лично знаком с Гетеровским, даже не был уверен, является ли тот офицером. Зато имел неимоверное количество инструкций относительно своих ответов, как ему казалось, на все случаи жизни.
– Начну с того, что я счастлив, что мне поручено сотрудничать с вами. Поверьте, это для меня… – начал было Алексей Сергеевич, не отвечая на поставленный вопрос. Он намеренно хотел предстать смущенным, глядящим на нее снизу вверх, чтобы получить больше возможностей для маневра.
– Послушайте, – прервала его властная женщина, – прекратите… – Наверное, она хотела сказать что-то вроде «паясничать», но удержалась и проглотила слова на вылете, – это лишнее в нашем деле. Давайте построим разговор на четких и прозрачных принципах.