Офицерский гамбит

Бадрак Валентин Владимирович

– Не могу поверить, – тихо произнесла она, – что Россия, та великая матушка Россия, которая родила Пушкина и Тургенева, вырастила Сахарова, что вот эта Россия смотрит озлобленно, с оскалом…

– Да в том-то и дело, что не смотрит! Просто есть кучка гнусных людей, которые из-за своих непомерных амбиций что-то там себе надумали. Они заняты ваянием собственных исторических образов, делая это под видом строительства новой империи. А народ-народец заставляют мыслить своими мегакатегориями. С пафосом отправляют его на войну в Чечню, с фарсовой изобретательностью создают визуальные головоломки в виде притаившихся за углом террористов, с помпой провожают погибших моряков атомной лодки, до которых не было дела, когда помощь была возможна. Травят грузин, украинцев,

пугают европейцев отлучением от газовой трубы. В общем, ничего не изменилось, все решалось, решается и будет решаться кулаком.

– Но ты ведь знал об этом и раньше. Не ты ли восхищался военной силой страны и рвался в Афганистан? – возразила жена, незаметно переходя в наступление.

– Ну, ты бы еще вспомнила то, что я думал в школе… Но ты права, дело во мне. Это я, лично я, а не они, запутался. Впрочем, я вижу, что Украина за эти семнадцать лет основательно изменилась. Хотя люди в большинстве своем глупы и иррациональны – они славят даже изверга Ивана Грозного и изувера Сталина, – за столкновение лбами обычно платят проклятием! Правда и в том, что в моем конкретном случае ни Путин, ни Медведев, ни все остальные – абсолютно ни при чем! Я один при чем! Просто у меня возникло и за эти несколько лет выросло гигантское внутреннее противоречие, крутая, высоченная стена, через которую я не могу перебраться. Помнишь, мы с тобой вместе как-то читали о Булгакове, и я тебе сказал, что мне все нравится в великом писателе-мученике, кроме одного. Потом у нас разговор ушел в сторону, и мы не договорили. А я запомнил. А не понравилось мне, что этот мужественный человек, который не пошел на сделку с совестью и внутренним голосом, с досадой признался: «К сожалению, я не герой». Для меня это было откровением. Страшным! Ведь я и о себе всегда думал как о потенциальном герое…

– Ну ты открыл Америку! Так все думают. Хочешь, я тебе скажу кое-что как обычный наблюдатель, как зритель и читатель?

– Конечно, скажи.

– Так вот. Только не обижайся, я сужу по своему интересу и по интересам наших клиентов, а они представляют собой далеко не худшую часть общества. Большинство из них – думающие и активно действующие люди. Такие, которых ты величаешь «лидерами мнений». Так вот, эти люди давно перестали воспринимать политическую дребедень, их уже даже не раздражает нечистоплотность политиков, их чванство и позерство. Всяких: наших, украинских, белорусских и так далее. Они просто живут отдельно от всего этого, занимаются своим духовным развитием, получают наслаждение от новых знаний, от непрестанных путешествий, от приобщения к сакральному, прикосновений к вечному. Они научились игнорировать тотальное вранье в рекламе, да и вообще наш полный телевизионный бред. Ты не поверишь, но многие из них отказались от телевизионного ящика вообще – информационная тухлятина серьезными людьми в пищу не употребляется. Необходимую профессиональную информацию можно быстро и легко получить в Интернете… Знаешь, воздержание от пищи позволяет очищать тело. А воздержание от негативных впечатлений позволяет очищать разум…

– Послушай, милая, но я же не могу, не в силах прекратить это! Это же моя работа!

Артеменко сказал это надрывным, горловым голосом, как бы глуша звук, но все равно получилось слишком громко, и парочка молодых влюбленных у ограды недоуменно окинула их своими пытливыми взорами.

– Послушай, а может, бросай свою работу к чертовой матери? Увольняйся, да уедем куда-нибудь. Хоть на край света!

Аля высказала свое предложение не без налета лукавства, но с какой-то непосредственностью, граничащей с беспечностью, чисто женским подходом к решению житейских проблем. Если на гору нельзя взобраться, то лучше ее обойти.

– А когда я умру, ты напишешь на надгробном камне веселую эпитафию: «Он состоял на службе у хулителя своей родины и в борьбе против своих соотечественников преуспел настолько, что из шестерки дорос до… шестерки козырной».

Аля пристально посмотрела на мужа, внезапно став серьезной и осознав в один миг, насколько все для него серьезно. В ее застывших, затянутых поволокой глазах стояли слезы. Слезы тоски и бессилия, осознания, что даже она не может ему помочь справиться с ситуацией.

2

Почти час Аля возила Артеменко по воскресному, почти опустевшему на выходные Киеву. Все, кто мог, убрались из города, оставив его проветриваться, освободив дорожный простор, и сакральный дух, грандиозная энергия святых церквей, забиваемые грохочущей толпой, на время вернулись, придав ему свое исконное, величественное состояние. Сначала они молчали, и Артеменко безмолвно сидел рядом с женой, угрюмо уставившись в одну точку. Но женщина ловкими женскими трюками увела внимание мужа от его переживаний. Она расспрашивала его о тех или иных местах, долго рассказывала о дочери, и переживания растворились, на время ушли в подсознание.

И только вечером их разговор нашел неожиданное продолжение дома, в киевской квартире. Аля начала сама, у нее был для того хороший повод.

– Леша, а я тебе тут книжечку захватила и, прежде чем оставить, хочу зачитать один абзац. Послушаешь? – сказала она вкрадчиво после того, как Артеменко нарезал правильными геометрическими ломтиками желтый сыр с большими дырками. Наполненные бокалы со сладковатым вином уже ждали своих ценителей.

– Конечно, лапка, послушаю. Причем с большим удовольствием. Ты ведь у меня мастерица по коррекции подпорченной психики… – Алексей Сергеевич любил дискуссии с женой о чем-то высоком, мудром и несколько отвлеченном. Она подбрасывала ему специфическую литературу, и он всегда с наслаждением перечитывал эти книги, порой больше радуясь прикосновению к одному и тому же источнику, нежели обдумывая тексты.

Алексей Сергеевич теперь улыбался, и было видно, что он уже оттаял от прохладного разговора в парке.

– Отлично, – воскликнула Аля с жаром, извлекая из своей просторной сумочки небольшой томик терракотового цвета, – тебе это может быть интересно…

Он настроился на ее волну и стал слушать. Аля с присущей ей в такие моменты медлительной торжественностью положила книгу на край стола, взяла бокал с вином и с тойже аристократической неспешностью поднесла его к бокалу мужа. Это был их ритуал: они по-русски чокнулись и затем долгим прикосновением тыльных сторон ладоней потерлись, будто чокаясь и руками вслед за бокалами. Затем она сделала небольшой глоток и отставила бокал.

– «Ум, свободный от любых ограничений и привязанностей, получает способность воспринимать реальность такой, как она есть, от самых обыденных до наиболее возвышенных ее проявлений. Мы обладаем этими способностями от рождения, но они скрыты тремя ядами, мешающими проявить свой потенциал. Это невежество, привязанность и агрессия. Эти три яда подталкивают нас к принятию определенных решений, будь то выбор друзей, пищи, рода деятельности или религии. – Она посмотрела на мужа серьезно и несколько строго, но он был весь внимание. Сощурив глаза, Артеменко пытался воспроизвести перед глазами визуальную картинку, но испытывал с этим чрезвычайные сложности. Аля продолжила читать: – Когда мы отпускаем привязанность к жестким установкам, открывается безграничная природа нашего ума. Духовные практики, такие как созерцание, молитва и медитация, воздействуют непосредственно на источник проблем – три яда».

Аля умолкла, а Алексей Сергеевич долго сидел не двигаясь. Казалось, он даже забыл про вино и сыр. И все-таки внутри у него уже не было той неизъяснимой боли, которой он позволил вырваться наружу в парке.

– Откуда это?

– Это «Аюрведы». Древнейшая из наук о человеческой гармонии и здоровье. Мы занимаемся этим сейчас и собираемся возить группы желающих в Индию, туда, где эти знания почитаются и где можно постичь духовные практики. Так вот, ты себе не представляешь, сколько людей сейчас стараются прийти к этому и постичь глубины духовного, оставляя всякие мысли о борьбе за власть, о борьбе за приобретения. Вообще осознавая тщетность материализованных привязанностей.