Официантка
Шрифт:
Как ни странно, мать Мориса была редкой красавицей с аккуратным подбородком (да и на портретах предков по мужской линии такой редкости не обнаруживалось), и Кэти могла только гадать, как Беа, абсолютно конкурентоспособная женщина, может жить с таким несчастьем.
Единственная надежда заключалась в том, что дети — первый из которых уже сидел под кашемировым джемпером Беа — пойдут в мать, а не в отца. Но это станет известно месяца через три.
— Как дела, сестра? — спросил Клиффи, хватая одно из приготовленных Дианой печений
Кэти зевнула.
— Кое-кто тут сонный, — сказал Сидни, ее отец, — думаю, пора спать.
Кэти поднялась по большой широкой лестнице в свою маленькую древнюю спальню, в которой ничего не изменилось с тех пор, как она уехала учиться в колледж. Бело-голубые обои и занавески в тон, односпальная кровать. Она сразу почувствовала умиротворение в тихом спокойствии комнаты, которого не замечала, когда росла. Оставив одежду на бело-голубом подлокотнике кресла, Кэти скользнула на прохладные простыни и повернула бело-голубой выключатель лампочки. Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на воспоминаниях о вечеринке на прошлой неделе, но тут к ней на цыпочках подкрался сон и унес в свою страну.
На первом этаже Беа и Морис наконец улеглись в свою удобную новую кровать в старой комнате Беа. Прошло четыре года со дня свадьбы старшей дочери, прежде чем Диана в конце концов поменяла узкую девичью кровать Беа на более просторную, а Морис перестал спать на старом диване. Диана говорила, что никогда не думала об этом, но даже то обстоятельство, что предсвадебные хлопоты заняли целый год, брак был зарегистрирован и свадьба отпразднована, не заставило Диану и Сидни смириться с тем, что их дочь уже официально не девственница.
После того как Беа и Морис третий год подряд провели Рождество в семье Мориса, Беа наконец поставила родителей перед фактом, что ее мужу надоело спать «в той кровати» во время того, «что должно быть праздником». И Диана сдалась. Она купила огромную кровать, настолько огромную, что ее дочь и зять могли на ней потерять друг друга. Как именно ведут себя в спальне их дочь и зять, было, конечно, личным делом супругов, но Диана и Сидни чувствовали себя спокойнее, зная, что у Беа есть возможность спать вдалеке от мужа.
Комната Клиффи не менялась. В двадцать один год он все еще жил дома, и все знали, что он не уедет. У него была вполне приличная работа, но его страшно разбаловала комфортная жизнь в семье.
Спартак и Гектор, семейные ретриверы, сидели на кухне, а прадедушкины часы солидно тикали в тишине. Ночь принесла морозец, который украсил узорами окна, скрывая от взгляда запущенный садик Симмондсов, и наступила тишина, нежная, как сказка Уолта Диснея, волшебная, плотная, как ночное небо над всем Глоссопом.
В семь часов утра Кэти проснулась от запаха жареного с яйцами бекона, журчания воды в старом радиаторе и ощущения такого уюта, что ей казалось, будто она плывет. Она все еще лежала, давая глазам привыкнуть к свету. Услышав радостный лай собак, она поняла, что мужчины уже уходят, а это означало, что она не так уж много пропустила в этот день. Она подождала, пока желание постоять под бодрящим душем, съесть горячий завтрак и выслушать семейные сплетни не победит нежелание выбираться из уютной постели. Борьба заняла пятнадцать минут, и все это время она слышала, как Беа моется в душе. Кэти знала, что мать уже одета, накормила завтраком мужчин и Беа и теперь ждет ее.
Она осторожно выбралась из-под одеяла и осталась в теплой пижаме из овечьей шерсти. Кэти ожидала, что замерзнет, но в комнате оказалось совсем не холодно. Она села, спустила ноги с кровати, поводила пальцами по старому ковру и встала. Подошла к окну и раздвинула занавески. Затуманенное зимнее солнце осветило танец пылинок, а снаружи все выглядело просто волшебно.
На первом этаже, на кухне, ее мать сидела во главе дубового стола, у ее ног лежали собаки. Напротив нее на столе стояли заварочный чайник, хлебница и пакет молока, рядом лежала открытая газета «Телеграф». Диана просияла, увидев дочь.
— Ага, — провозгласила она, вскочив на ноги. — Ты проснулась. Я только что приготовила свежую еду, — сказала она, показывая на бекон и яйца.
Кэти знала, что матери бесполезно говорить о том, что она не завтракает. Это все равно что приказать собакам не вилять хвостом. Она налила себе чашку чая, наблюдая, как мать суетится над завтраком, добавляя к бекону и яйцам грибы и жаренные на гриле помидоры.
Позавтракав, Кэти поняла, что матери не терпится начать разговор. Она знала, что Беа не пробудет наверху долго и это единственная возможность для Дианы расспросить Кэти. Поэтому она терпеливо ждала. Ее мать заслужила право поговорить — завтрак был шикарным.
— Итак, — сказала Диана, забирая у Кэти тарелку, и Кэти почувствовала, как мать собирается произнести два слова. — Как работа?
— Хорошо.
— Да?
— Да.
Стоя к дочери спиной, Диана выдавила пену на тарелку.
— Что интересного происходит у тебя в последнее время?
— К нам недавно приходила посетительница с бородой, — сказала Кэти.
Спина матери согнулась над раковиной, и Кэти не могла определить, потому ли это, что она моет тарелку, или потому, что плачет.
— Если, конечно, это не был мужчина с грудями.
Ответа не последовало.
— А слепой мужчина ударил Алека по голени своей палкой.
Ее мать повернулась, сверкая глазами:
— И это интересно, да, Кэтрин?
— Нет, — опустила голову Кэти. — Не особо. Но это было смешно.
Диана сняла перчатки, положила их на сушилку, подошла и села за стол.
— Дорогая, — сказала она, убирая волосы с глаз, — я всерьез волнуюсь.
— Угу.
— Это не то дело, которое можно откладывать.