Огарева, 6
Шрифт:
— А то, что он камни из кармана пригоршнями доставал, — это вас не смущает?
— Единственно это и смущает.
— Вот видите. Прошу вас, если получите письмо с просьбой простить его, отказаться от своих прежних показаний, вы позвоните мне сразу же, ладно?»
…Костенко закурил, продолжая разглядывать Кешалаву в упор.
— Так, — сказал он, дождавшись, пока высохли чернила на бланке допроса, — хорошо. Поскольку, как я убедился, вы относитесь к категории клиентов хлопотных, то мне придется просить вас подписывать все ваши ответы. Нет возражений?
—
— Вы утверждали, что все последние месяцы провели на побережье, отдыхая после серьезного заболевания?
— Да.
— Распишитесь. Спасибо. Вы согласны с заключением профессора Лебедева, что вы сейчас совершенно здоровы?
— Да.
— Распишитесь. Угнетенного настроения нет?
— Нет.
— Сон восстановился?
— Да.
— Распишитесь. В половом смысле?
— На этот вопрос я отказываюсь отвечать.
— Почему?
— Я считаю этот вопрос бестактным и не имеющим отношения к делу.
— Я же говорил вам, что в течение последних двух месяцев в Туапсе, Москве, Сочи и Ленинграде прошел ряд изнасилований, аналогичных — по предварительной фазе — тому, из-за которого я задержал вас.
Костенко заметил, как глаза Кешалавы — напряженные, собранные — на какое-то мгновение стали иными.
«Как держится, а?! — поразился Костенко. — Я ему второй раз такого червя пускаю, а он держится. Другой бы хоть вздохнул облегченно».
— Значит, вы продолжаете подозревать меня в изнасиловании?
«То-то, — удовлетворенно подумал Костенко, — хоть в слове дрогнул».
— Вы не ответили на мой вопрос: вы никогда не жаловались на половые анормальности?
— Вас интересует, не являюсь ли я половым психопатом? Нет. Половыми психопатами являются, как мне кажется, несколько недоразвитые люди. Кстати, что с моим пиджаком? Много следов крови?
— Я вам отвечу. После отвечу. Пока что мы вернемся к истории вашей болезни. Когда вы отказались от медикаментов?
— Когда уехал на море.
— Значит, последние два месяца лекарств не принимали?
— Нет, какое-то время еще принимал.
— Когда вы прекратили прием лекарств?
— Я опять-таки не понимаю, какое все это имеет отношение к делу?
— Прямое, Кешалава. Чтобы вы не писали писем в Министерство здравоохранения по поводу жестокости милиции: арестовали больного человека. Тогда мне придется сажать вас на экспертизу в клинику Кащенко, а это еще три месяца. Я хочу оградить себя от всякого рода ненужных сложностей,
— Я повторяю, что сейчас совершенно здоров. Последний месяц я отказался от приема лекарств, чтобы организм не привыкал к их постоянному воздействию.
— Вы отказались от приема всех лекарств?
— Да.
— Распишитесь. Вы никогда не пользовались наркотиками?
— Нет.
— Распишитесь. Перечислите, какими лекарствами вы пользовались.
— Седуксен, триоксазин, настойка валерианового корня.
— Это все?
— Да.
— Распишитесь.
«Так. Теперь я застрахован. Он дал ложные показания. У него в кармане было снотворное, которое дают только в психиатрических лечебницах, под надзором врачей, в минимальных дозах. Этим лекарством были убиты три человека. Один убит именно в тот день, когда «больной» Кешалава приезжал в Ленинград, имея прописку в Гагре. И на камнях, которые шлифуют в Пригорске, где работал исчезнувший Налбандов, и в кармане Кешалавы был один и тот же яд, именуемый сильнодействующим «препаратом сна».
— Это все? Или у вас еще вопросы?
— Мы только начинаем, Кешалава. Как говорят в Одессе, «об все не может быть и речи». У меня вот какой вопрос. Вы откуда прилетели к Милютину примерять костюм?
— С юга.
— Я догадываюсь, что не из Воркуты. Вы в тот период жили в отеле или спали на берегу под шум прибоя?
— Не помню.
— Вы не помните, а я знаю. У вас ведь тогда был номер в «Гульрипше».
— Может быть. Я там действительно несколько раз останавливался, когда были свободные номера.
— Значит, в тот день у вас был номер в «Гульрипше»?
— Это вы говорите. Я говорю, что это могло быть.
— Ознакомьтесь с выпиской из регистрационной книжки. Это данные вашего паспорта?
— Да.
— Распишитесь. Благодарю вас. Значит, двенадцатого вы снимали номер в «Гульрипше»?
— Да.
— Распишитесь. Зачем же снимать номер в отеле, а самому улетать в Ленинград? Зачем?
— Я в Ленинград улетал на один день — три часа туда, три оттуда, утром улетел, днем сделал дела, а вечером вернулся. Или даже на следующее утро. Все равно прилетишь в свой номер. Иначе пойди достань место в гостинице! Не на улице же мне спать!
— Подпишите.
— Зачем вы записываете каждое мое слово?
— Я что-либо перепутал? Приписал от себя? Или записал с ваших слов верно?
Кешалава подписал свой ответ. Костенко решил нанести первый открытый удар — он решил сломать темп допроса. Сейчас, после того, что он скажет Кешалаве, тот перейдет на односложные ответы «да» и «нет». Именно они сейчас и нужны Костенко, они и будут теми капканами, которые он заранее приготовил.
— Вы спрашивали, — начал Костенко неторопливо, — зачем я записал ваш ответ так подробно. Я объясню вам. Видите, вы подписали ваш ответ. Сами подписали, не так ли? «Не на улице же мне спать!» А на прошлом допросе вы говорили, что больше всего любите спать не в гостиницах, а на берегу моря, сиречь на улице.
— «На берегу моря» и «на улице» — это разные понятия.
— От «Гульрипша» до моря не более ста метров. Пошли дальше? У меня вот какой вопрос. Вы всегда снимали одинарный номер?
— Да.
— А если одинарных не было?
— Я платил за две койки.
— Скажите, а в ваше отсутствие никто не мог воспользоваться вашим костюмом? Некто похожий на вас? А?
— Нет.
— Распишитесь. Благодарю. Вопрос: мог ли неизвестный преступник взять у вас из номера костюм и в нем совершить преступление?