Оглянись на пороге
Шрифт:
— До свидания, Дима.
Калитка лязгнула за ее спиной. Быстро, как на крыльях, Ирина нырнула в подъезд, поднялась на свой второй этаж, ни на миг не вспомнив, что в вязком полумраке ее может поджидать убийца, открыла дверь и ввалилась в квартиру. Не зажигая света, она встала у окна, глядя на удалявшуюся прочь мужскую фигуру, окруженную роем снежинок.
Лежа без сна на толстой пуховой перине, Ольга решила: пора действовать, ни к чему эти последние китайские предупреждения. И сама беззвучно рассмеялась. Очень забавляло ее слово «китайские», как будто у предупреждений есть градация по национальному
Сережа вернулся из магазина с разбитым носом и содранными костяшками на пальцах. Она ахнула и бросилась с вопросами и все тянула его в ванную, промыть боевые раны. Сын грубо оттолкнул мать и бросился в свою комнату звонить, плотно закрыв дверь. Не вынося неизвестности, женщина бросилась подслушивать.
— Слушай, ты, — шипел Сергей, — в последний раз предупреждаю… Да, в первый и последний: от…сь от меня! И гоблину своему скажи, что я его в два счета упеку.
Помолчав немного, добавил еще тише, еще страшнее:
— Я тебя предупредил.
И брякнул трубкой так, что телефон жалобно дзынькнул. Ольга отскочила от дверей — как раз вовремя, чтобы пропустить мимо себя это полное, стремительное, как торпеда, тело, пронесшееся на кухню. Там Сергей жадно напился прямо из под крана, а потом стал раздраженно копаться в пакете, выуживая мятые продукты.
— Ну, хоть бутылку не кокнул, — зло сказал он, налил себе в чайную чашку и выпил, не морщась. И только глаза, белые от злости, бешено вращались по сторонам.
— Сереня, что случилось? — воскликнула Ольга, не владея голосом. Не отвечая, тот понесся обратно. Ольга пыталась удержать его, хватала за руки, но он вырвался и захлопнул двери прямо перед ее носом. Не обратив внимания на попытку остаться в одиночестве, она ввалилась в комнату, где сын валялся на кровати, с остервенением переключая телевизионные каналы. Батарейки в пульте подсели, и Сергей яростно вскидывал руку, как ковбой — свой верный кольт.
— Тебя что, побили? — жалостливым голосом спросила мать, готовясь заплакать на всякий случай.
— Мамо, отстаньте от меня срочно, — буркнул тот.
— Что значит — отстаньте? — возмутилась она, готовая ринуться в атаку. — Я сейчас в полицию позвоню, и его сразу найдут. Или лучше прокурору, Игорю Санычу…
— Никуда не надо звонить, я сам разберусь.
— Как разберешься? Что ты там разберешь? — воскликнула она. — Пока ты будешь разбираться, все уже быльем порастет. Надо сейчас звонить, чтобы дело раскрыли… того… по горячим следам!
— Мамо, вы у меня такая умная, когда не надо, — язвительно сказал Сергей. — Опять НТВ насмотрелась? Что там у нас в программе на эту неделю? Очередные «Менты»?
— Это из-за нее, да? — выпалила Ольга и сама испугалась, увидев, как брови сына свело к переносице. Сергей налился кровью и набрал воздуха в грудь, приготовившись орать, что за ним водилось крайне редко. Она отступила к дверям, собираясь спрятаться за ними, словно напуганная черепаха.
— Что ты лезешь? Что ты лезешь, куда не просят? — заорал сын. — Мало ли что у меня в жизни бывает! Я тебе сказал — не суйся!
Ольга выбежала прочь и скрылась на кухне, всплакнув от отчаяния с хорошо рассчитанной амплитудой звука, но сын не вышел извиняться. Надеясь, что он одумается и придет поговорить, пожарила даже вожделенной им картошки, надеясь, что голодный зверь выползет на запах и подобреет.
Сергей к ужину не вышел. Через час телевизор в его комнате замолчал, а еще через полчаса до Ольги долетели звуки молодецкого храпа.
Хорошо ему! Спит себе и в ус не дует, а она — мучайся неизвестностью!
Ворочаясь в своей постели, мать и так, и эдак крутила произошедшее, убеждаясь, что вечерняя схватка, скорее всего, дело рук этой бесстыжей Наташки. А ведь она ее предупреждала, и вроде бы до этой драной кошки дошло.
Оказалось, не совсем.
Ольга не слишком любила сноху и уж тем более сватью Аллу, но сейчас выбирать не приходилось. В войне против блондинистой захватчицы хороши были все средства. Провозившись до утра, она решила, что союзники крайне необходимы. Звонить Ирине все-таки не решилась, потому устроила обходной маневр, набрав номер Аллы. Дома никто не снял трубку, мобильный был выключен. Недолго думая, она позвонила на работу, в Дом культуры, где та по старой памяти вела пару кружков, ставя танцы для детей.
— Ой, Алла Сергеевна в больнице, — заполошно ответила секретарша.
— В больнице? — испугалась Ольга. — А что с ней? Вроде бы недавно была здорова. Давление, наверное? Я сама так мучаюсь, что не обсказать…
— Да мы сами не в курсе. Дочка звонила, сказала — мама в травматологии. Не то упала, не то еще что. Телефон выключен, но, кажется, ничего серьезного…
Поблагодарив секретаршу, Ольга положила трубку и задумалась. Выведенная из строя Алла на роль Аники-воина никак не годилась. Выходит, биться против Натальи придется в одиночку.
Леля долго шаталась по квартире, словно медведица, прикидывая план действий, и уже под вечер, за пару часов до возвращения сына с работы, выпила для храбрости рюмочку клюквенной настойки и сняла трубку.
— Здравствуйте, девочки, — сказала она, как только на другом конце провода донеслось резкое «Да?». — А это Ольга Петровна. Как вы там? Не скучаете?
Выслушав восторженное кудахтанье, она произнесла сладким голосом:
— А я так соскучилась, так соскучилась. Пожалуй, завтра к вам зайду. Да и вопросик у меня один есть!
Сны после коньяка были тяжелыми, обволакивающими, как пыльные облака. В детстве, вытряхивая мусорный мешок старого пылесоса, Наталья наблюдала это явление. Рваные, смазанные хлопья пыли в окружении серых облаков, тяжело осыпающихся к низу. Сколько ни старайся, ни уворачивайся — будешь запорошена вся, и потом придется смахивать пыль с одежды. После каждого хлопка по платью вокруг появлялось серое марево, тяжелое и приставучее.
Алкогольные сны были такими же, потому Наталья крепких спиртных напитков не любила, предпочитая шампанское. И в голову бьет, и весело, и — что немаловажно — утром как огурец. Недаром гусары и мушкетеры его предпочитали и напивались в хлам. Это ж сколько надо было выжрать, чтобы упиться в мясо? Вот только Леха, приходивший уже третью ночь подряд, о благородном напитке постоянно забывал. Приходилось обеспечивать себя самой, но в тот злосчастный вечер она о «снарядах» забыла и, слушая Лехин рассказ, как он лупцевал несчастного Сережу, повизгивала от восторга, жмурилась и пила то, что было.