Оглянись на пороге
Шрифт:
— Ирина Николаевна, все в порядке? — забеспокоился Антипкин. — Голос у вас… того… странный.
— Да какое там! — сказала она. — У меня на глазах ребенка машиной сбило, водитель тоже пострадал… «Скорая» приехала, полиция, сейчас мне, наверное, придется показания давать…
— А что за ребенок?
— Дочка соседки, Натальи Иванцовой… Вы извините, спрашивайте что хотели, неизвестно, сколько мне тут придется… ждать.
Голос у женщины был затравленный и усталый. Антипкину стало ее жаль, и потому свой допрос он свел до минимума.
— Скажите,
— Я спрашивала. Говорит, никого не видела.
— Ирина Николаевна, простите за настойчивость, но знаете как бывает… Когда человек говорит «никого не видел», он может не заметить водопроводчика, почтальона, соседа, ребенка. Злодей ассоциируется с мужчиной, а ведь ваша мама могла встретить женщину. Вы уверены, что она никого не видела?
— Я не знаю, — раздраженно ответила собеседница. — Она сказала: никого, с того момента, как попрощалась со мной у дверей.
Она уже была готова попрощаться, но Антипкин остановил ее.
— И последний вопросик: вы точно никуда не собирались выходить тем вечером?
— Я, кажется, говорила: нет, не собиралась. Разве что мусор выкинуть, но это могло подождать до утра. Мама выручила и забрала мешок… Если хотите с ней поговорить, звоните после четырех. Отец будет дома, он скажет, когда подойти. Она пока себя неважно чувствует.
Антипкин поблагодарил и отключился. Внимательно рассмотрев исчерканный листок, он придвинул к себе дело и вцепился в протокол осмотра места происшествия.
— Значит, мама пошла выбросить мусор, — медленно произнес он, вчитавшись в корявые строки. — И куда, позвольте узнать, этот мусор делся?
От волнения Ирина не находила себе места, бегала по квартире, садилась, вставала, снова садилась и даже попробовала полежать, но неведомая сила подбрасывала ее вверх, заставляя носиться из гостиной в кухню, из кухни на балкон, где она отчаянно курила сигарету за сигаретой, запивая кофе, горьким и черным, как деготь.
Во рту было горько от табака и кофе, но прекратить не получалось. Все слышала визг тормозов и крики.
Ударом Аленку отшвырнуло к ступенькам. Машину протащило юзом несколько метров, а затем в нее врезалась «Газель» с броской надписью «Лучшие окна в городе». Закрепленные в кузове стеклопакеты разлетелись в мелкие бриллиантовые крошки, засыпав всю дорогу. «БМВ» смяло, как жестяную банку из-под газировки, и сверху, с обледенелого тротуара, Ирина видела, как на стекло брызнуло красное.
Она еще думала, что надо подбежать к ребенку, надо узнать, что с водителем, но в ногах вдруг ни с того ни с сего появилась ватная слабость, как после длительной репетиции, а в глазах замелькали черные мухи. Дойдя до ступенек с трясущимся коленями, она уцепилась за перильца и уставилась на неподвижный куль в красном комбинезоне.
Визжавшая позади Наталья пролетела мимо, толкнув плечом, скатилась вниз и подхватила дочь на руки.
— Да вызовите «Скорую» кто-нибудь!
Отогнав дурноту, Ирина вытащила мобильный. После звонка она отошла к дому и села на ступени магазина, не думая, что простудится. Пошарив в сумке, вытащила сигареты и прикурила трясущимися руками, глядя на суету вокруг разбитой машины и причитающей над ребенком Натальи. Ирине хотелось подойти и узнать, что с Аленкой, но она так и не смогла заставить себя встать.
Антипкин позвонил в тот момент, когда врачи стали отнимать дочь у Натальи, а та не давала, не прекращая вопить. Один из патрульных заглянул в разбитый «БМВ» и сокрушенно покачал головой.
«Скорая» приехала довольно быстро, вместе с сотрудниками ДПС, которые тут же начали что-то замерять рулетками, допрашивать свидетелей. К разбитому «БМВ» подошел кто-то из медиков, залез внутрь и тут же замахал руками. Немедленно туда трусцой понеслись еще двое с носилками. Очевидцы размахивали руками, тыкали пальцами в Наталью. Кто-то показал на Ирину. Вздохнув, она приготовилась рассказывать, как было дело.
Выслушав Ирину, полицейский строго посмотрел на нее, оторвав от блокнота глаза, и сказал:
— А мамаша утверждает, что ребенка под машину чуть ли не вы столкнули.
— Мамаше лечиться надо, — сердито сказала Ирина. — И за ребенком лучше следить. Как девочка, кстати? Жива?
— Да вроде бы, — равнодушно ответил полицейский.
— А водитель «БМВ»?
— Ну, с ним похуже, не знаю пока… Значит, говорите, вы ее не толкали?
— Как я могла ее толкнуть, если стояла вон там! — Ирина ткнула пальцем в сторону калитки. — Мы обе там стояли, пока я не увидела как девочка катится вниз. Тут я и побежала и…
— И что?
— И все. Не успела.
— Интере-е-есное дело, — протянул полицейский. — Вы, значит, побежали, а мамаша нет?
— Мамаша тоже побежала, — пояснила Ирина. — Просто я бегаю лучше.
— Разберемся, — важно сказал полицейский. — У нас тут камеры стоят, так что посмотрим, кто прав, кто виноват. Вы данные свои скажите, чтоб не искать потом по городу.
Ирина сообщила фамилию, место работы и телефон и, сгорбившись, как старуха, побрела домой. День, который так хорошо начинался, заканчивался отвратительно. В собственной квартире было тесно и душно, до скрежета в горле. Она почти все время провела на балконе, куталась в старый пуховик и смотрела на перекресток, где уже не было ни разбитой машины, ни оживленно галдящих зевак. Только битое стекло напоминало о недавнем происшествии.
С высоты третьего этажа собственная жизнь на фоне людских трагедий казалась ничтожной.
В прихожей что-то странно гудело и вроде даже пело, но с балкона было плохо слышно. Ирина высунула из дверей голову и прислушалась. Звук не прекращался. Казалось, где-то у дверей летает майский жук.
Откуда только взяться майскому жуку в ноябре, да еще такому мелодичному?
Вот балда! Это же телефон в кармане!
— Это я! — радостно завопил в трубку Дима. — Мы все разрулили. Буду у тебя через десять минут. Или даже восемь. Хорошо?