Огнем и мечом. Россия между "польским орлом" и "шведским львом". 1512-1634 гг.
Шрифт:
В трудах историков часто можно встретить утверждения, что после двух-трех первых недель влияние польского элемента на русскую Смуту сошло на нет. Мол, иностранцы помогли Лжедмитрию I лишь проникнуть в страну. А дальше малочисленные наемники растворились в море русских сил. Потому, мол, и ушел Мнишек, что не видел толку от своего участия в событиях. Однако ход двух первых битв Лжедмитрия показывает, что итог в них предопределили действия поляков: лихая атака гусар добыла «царевичу» победу у Новгорода-Северского, а неудача иноземной конницы под Добрыничами привела к разгрому армии самозванца.
После ухода Мнишека и его жолкнеров уменьшилась лишь видимость польского влияния, поскольку главным агентом Сигизмунда III изначально был не сандомирский воевода, а сам Лжедмитрий I. Главные советники «царевича», иезуиты,
Если верить летописям и рассказам очевидцев, столица перешла в руки самозванца сама собой. Просто в одно прекрасное летнее утро, 1 июня, в город въехали два «царевичевых» гонца, Гаврила Пушкин и Наум Плещеев. Они собрали на площади народ и огласили грамоту Лжедмитрия, после чего толпа пала ниц и признала самозванца своим царем. Правда, в этом случае непонятно: как двум дворянам удалось добраться до площади? Ведь Москва находилась на военном положении: у застав дежурили усиленные караулы, на крепостных стенах стояли пушки, улицы патрулировали конные отряды дворян. Предыдущие гонцы Лжедмитрия неизменно попадали в тюрьму или на виселицу. Но нестыковки исчезают, если вспомнить, что Пушкин с Плещеевым въехали в столицу не с юга, а с северо-востока. Они двигались по ярославской дороге, которую днем ранее, 31 мая, перекрыл посланный Лжедмитрием отряд атамана Карелы{95}. Включив в расчет донцов, легко объяснить, почему жители Красного Села, не желавшие слушать прежних послов самозванца, вдруг так прониклись речами Пушкина и Плещеева, что пошли с ними в столицу. Слова гонца звучат куда убедительнее, если за его спиной стоят сотни вооруженных ратников.
Надо сказать, что сторожевая служба Москвы оперативно отреагировала на угрозу. К тому времени, как закончилась сходка в Красном Селе, столичные власти уже знали, что «мужики изменили и хотяху быти в городе»{96}. На подавление бунта отправился отряд дворян. Однако вскоре они «испужався, назад воротишася». Трудно поверить, что закаленных воинов прогнали вооруженные вилами селяне. Однако если допустить, что дворян встретило войско Карелы, силу и мужество которого они уже оценили в прежних боях, отступление царских войск вполне объяснимо. Похоже, в Москве Карела применил ту же тактику, что и в лагере под Кромами. Там, наступая «на плечах» противника, донцы разогнали верных царю дворян нагайками. Вот и в столицу казаки вошли, прикрываясь красносельскими мужиками, а позже — сторонниками из числа москвичей. Донцы доставили послов самозванца на Красную площадь, разогнав стражу у крепостных ворот и опрокинув выставленные на улицах дворянские заслоны.
Столь же умно действовал Карела и дальше. Обеспечив безопасность послам Лжедмитрия, атаман отправил часть казаков для нападения на тюрьмы и остроги. Таким образом, сразу после эмоциональной речи Пушкина, обличавшего кровавые преступления Годуновых, на Красной площади появились жертвы этих зверств — сотни освобожденных узников. Их измученный вид подействовал подобно факелу, брошенному в пороховой погреб. Москвичи взбунтовались, захватили Кремль, разорили и разграбили дворы Годуновых. Царевич Федор и вдова-царица Мария были низложены и взяты под стражу. Через два дня, когда ситуация в столице немного успокоилась, Дума направила послов к самозванцу.
В это время армия Лжедмитрия безуспешно пыталась пробиться к Серпухову. Верные Годуновым войска, ядро которых составляли несколько тысяч дворовых стрельцов, успешно обороняли переправы через Оку. 28 мая 1605 года они отбили очередную атаку ратников самозванца. Однако московское восстание уже убедило бояр, что время их противостояния с «вором, именующим себя Дмитрием Угличским», закончилось. Наступила пора договариваться с новым царем.
ГЛАВА 16.
САМОЗВАНЕЦ НА РУССКОМ ТРОНЕ.
СВАДЬБА И СМЕРТЬ ЛЖЕДМИТРИЯ I
В ставку самозванца отправилось посольство во главе с боярином Воротынским, недавно вернувшимся из ссылки. Руководители Думы Федор Мстиславский и братья Шуйские решили пока не искушать судьбу… Зато в состав делегации включили Андрея Телятевского, явного недруга Лжедмитрия. Кроме того, к миссии добровольно присоединились Сабуровы и Вельяминовы [50] , желающие вымолить прощение у «природного царя». Родню Годуновых к самозванцу не пропустили. Петр Басманов арестовал их и отправил в тюрьму. По дороге казаки ограбили несчастных. После жестоких избиений попал в застенок и князь Телятевский. Доверие и милость самозванца Басманов приобретал тем же способом, что при Годуновых. Он повсюду выискивал «измену» и беспощадно карал «царевых крамольников».
50
Вельяминовы — семьи, родственные Годуновым.
Прибывшего в Тулу Воротынского Лжедмитрий принял невежливо: приложиться к «царской руке» первыми допустили послов с Дона, а московскую делегацию заставили ждать. Проходя мимо, казаки ругали и позорили бояр. Самозванец разговаривал с донцами ласково, а с подошедшими следом боярами — «наказываше и лаяше, яко же прямой царский сын»{97}. Но думцы были опытными политиками и умели за словами видеть действия. Во-первых, Воротынский вернулся из Тулы живым. А во-вторых, он привез сообщение, что «царевич» движется к Серпухову и вызывает туда московских бояр. Теперь на встречу с самозванцем отправились руководители Думы: князья Федор Мстиславский и Дмитрий Шуйский. С ними выехала большая делегация: стольники, стряпчие, дворяне, дьяки, столичные купцы. Бояре захватили с собой великолепные шатры, в которых Борис Годунов потчевал участников серпуховского похода. К месту встречи заблаговременно прибыли служители Сытенного и Кормового дворов, многочисленные повара и прислуга. Атмосфера пира и праздника облегчила переговоры между Лжедмитрием и думцами.
Самозванец собирался въехать в Москву лишь после того, как верные люди уберут все «препятствия» с его пути. Способный ученик иезуитов понимал, что зверства лучше оставлять подручным, чтобы творились они, по возможности в отсутствие монарха. Зато награждать следует публично и из собственных рук. Посланная Лжедмитрием боярская комиссия во главе с князем Василием Голицыным официально была призвана обеспечить въезд «природного государя» в столицу. «Обеспечение» она начала с тайной казни низложенного царя Федора и его матери Марии. Непосредственно на месте убийством руководили бывшие опричники Молчанов и Шерефединов. На подворье Годуновых, где содержалась арестованная царская семья, они явились с отрядом верных стрельцов. После казни боярин Голицын объявил собравшемуся у крыльца народу, что Федор и его мать «со страстей испиша зелья и помроша»{98}. Но боярину, естественно, никто не поверил. Тысячи людей, проходя мимо выставленных на обозрение гробов, видели следы от веревок, которыми были задушены Годуновы. Трупы позже закопали в ограде Варсонофьева женского монастыря вместе с останками выброшенного из Архангельского собора царя Бориса.
Иов до последнего сохранял верность Годуновым, а потому вторым действием комиссии стало низложение патриарха. Со старика публично содрали святительское платье, нацепили на него черную монашескую одежду и отправили в старицкий Успенский монастырь. Разгром годуновской династии, начатый Голицыным, довершили Вельский и Басманов. Все имущество царских родственников отобрали в казну. Бывшего главу Сыскного приказа Семена Годунова тайно умертвили, остальных выслали в Сибирь. Дальнюю родню — Сабуровых и Вельяминовых — вместе с женами и детьми отправили в Казанский и Астраханский края.