Огненная дорога
Шрифт:
«Кто осмелился бы осудить меня за то, что я позволяю себе маленькое удовольствие?»
Это было так тяжко — ночь за ночью во сне убегать от давным-давно умершего, одержимого жаждой мести великана или тщетно гоняться за теми, кого любишь, а по утрам, дрожа от холода, просыпаться на грязном полу сарая. Наверное, это просто язвительная шутка христианского Бога, который глядит вниз с небес, смеется над трудностями презренного, неугомонного еврея и дергает за ниточки судьбы, получая удовольствие от вида того, как несчастный дергается и прыгает, словно марионетка. Просыпаться в чистой постели, без того чтобы мыши бегали так близко к уху, что можно слышать шуршание соломы и ощущать движение воздуха, создаваемое их маленькими, юркими телами, — какая роскошь! Он оперся на локоть и оглядел свое удобное жилище.
«Если уж быть пленником, то пусть в таких условиях!»
Алехандро умылся, поел, с благодарностью к судьбе пережевывая пищу прекрасно сохранившимися зубами, и занялся рукописью, заполняя страницы прекрасным почерком. Суждения Авраама и за века не утратили своей первозданной мудрости. Работая над ними терпеливо и тщательно, как сейчас, Алехандро практически не испытывал трудностей с переводом, даже немного дивясь собственной сообразительности.
И потом наткнулся на отрывок, бросавший вызов здравому смыслу.
«Берегите свои кости, — было сказано там, — старайтесь не ломать их. Среди вас есть те, у кого недостает…» И что это за слова дальше? Складывая архаические буквы и так и этак, он пришел к выводу, что буквальный перевод надо понимать как «костей спины». В контексте всего отрывка это могло иметь единственный смысл — позвоночник. К чему такое конкретное предостережение? Ни одна другая проблема здоровья не рассматривалась столь пристально. Интересно, что сказал бы по этому поводу де Шальяк?
Он решил пока просто оставить пустое место в надежде, что со временем ему станет ясен смысл этих слов.
«А это непременно случится», — убедил он сам себя и начал разбирать следующие строчки, как вдруг послышался стук в дверь.
Открыть дверь Алехандро не мог — по приказу де Шальяка тот же плотник, который заколотил окно, удалил ручку с внутренней стороны двери, — и, следовательно, стук был проявлением вежливости, не больше. Спустя несколько мгновений дверь открылась и, глядя вниз, вошел один из охранников.
То, что все они никогда не смотрели ему в лицо, страшно бесило Алехандро.
«Что, я для них просто вещь, которую по приказу их господина нужно доставлять то туда, то сюда?»
А может, это просто проявление вежливости? Конечно, в доме, где все дышит элегантностью, даже охранники должны вести себя вежливо.
И вдруг его осенило: «Нет, они просто боятся меня! Но не потому, что я могу причинить им вред».
Охранник протянул ему стопку новой одежды, по-прежнему отводя глаза.
— Для вечернего приема, — пробормотал он.
Алехандро стоял неподвижно, молча призывая охранника посмотреть ему в лицо и думая с горечью: «Что он опасается увидеть? Какого-то экзотического зверя, с отвратительными, непостижимыми привычками?»
Его возмущение нарастало с каждым мгновением.
«Боится, что войдет, а я сижу со своим членом в руке и выражением нечестивого удовольствия на лице? Или что я обнажу зубы и покажу клыки, с которых, как утверждают их священники, капает кровь христианских младенцев?»
Он протянул руку и вырвал у охранника одежду. Тот мгновенно удалился.
Все еще кипя от ярости, Алехандро осмотрел принесенную одежду. Наряд был великолепный; мелькнула оскорбительная для де Шальяка мысль: «Если уж имеешь игрушку, она должна выглядеть как можно лучше».
Здесь были прекрасная льняная рубашка голубого цвета и элегантные черные штаны длиной чуть ниже колена. Алехандро приложил одежду к себе: все подходило отлично. Подумалось — может, пока он спал, де Шальяк подослал к нему портного?
«А, какая разница, — с улыбкой решил он. — Зато буду замечательно выглядеть, когда сбегу отсюда».
Карл Наваррский взял письмо у пажа барона де Куси и быстрым взмахом руки отпустил слугу. Он сразу же узнал красную печать на письме, поскольку в последнее время видел ее неоднократно.
«Еще одно сообщение от моего «союзника» в Париже».
Подумать только, сколько коней тратят силы, практически ежедневно доставляя эти письма! Ужасное расточительство, но, увы, необходимое.
Он с живейшим интересом прочел письмо Марселя.
«Как вы и предсказывали, прошлой ночью здесь объявился Гильом Каль. По моему мнению, он человек умный, разве что чересчур пылкий, однако вся его страсть направлена только на восстание и может хорошо послужить нам. К моему удивлению, его сопровождает молодая женщина, что, по-видимому, большое утешение для него, поскольку она очень хороша собой. Кто осудит мужчину за то, что даже в такие времена, как сейчас, он позволяет себе радость общения с женщиной? В конце концов, каждый из нас должен получить свою долю удовольствий. С удовлетворением сообщаю, что он не позволяет ей отвлекать себя от дела восстания, которому предан больше любого из своих товарищей. Мое мнение таково: если удастся его убедить, он способен собрать целую армию крестьян в помощь нашему делу.
Однако с сожалением вынужден сообщить, хотя это вряд ли удивит вас, что он ненавидит вас с той же страстью, с какой любит свободу. И если правда то, что он рассказал мне о ваших эскападах по стране, я, признаюсь, не могу его винить за чувства, которые он испытывает. Может быть, милостивый государь, для вас настало время пересмотреть свою политику в отношении крестьян. Теребите их, конечно, это никого не заденет, но не убивайте с таким явным удовольствием. И своих последователей убедите хотя бы слегка уняться.
И еще заклинаю вас, прекратите преследовать самого Каля, поскольку, мертвый или в кандалах, он для нас бесполезен. Напротив, перетянуть его на свою сторону, хотя бы на время, чрезвычайно выгодно для нас; в особенности с учетом того, как много у вас противников. Если вы будете сражаться одновременно и с ним, и со сторонниками короля, это приведет к распылению сил.
Конечно, все это лишь временные уступки. Как только вы окажетесь там, где заслуживаете быть, и решите, что Гильом Каль несет в себе слишком большую угрозу, ничто не помешает вам поступить с ним так, как вы сочтете нужным».
В письме содержались и другие новости, менее важные.
— Я доволен, — заявил Наварра позже барону де Куси, — действиями Марселя.
«Однако он делает все это отнюдь не из преданности мне, — подумал он. — Марсель поступает так, потому что надеется, что, когда цель будет достигнута, он по-прежнему останется править Парижем».
Такая заносчивость недопустима со стороны человека буржуазного происхождения.
«Когда я стану королем Франции, может, он и останется на своем месте. Если я пожелаю».
Никогда свет солнца не казался таким приятным, а соломенный матрас таким удобным.
Кэт повернула голову к Гильому, который все еще спал, и провела кончиком пальца по линии его подбородка. Почувствовав нежное прикосновение, он открыл глаза, улыбнулся и притянул ее к себе.
Чувство блаженства затопило ее, и она подумала: «Можно ли быть счастливее, чем я сейчас?»
— Какая чудесная ночь, — прошептал он. — По мне, так солнце взошло слишком быстро.
— А я лежу тут и думаю, как прекрасен сегодня его свет. — Кэт рассмеялась. — Видишь? Мы уже в чем-то не согласны и вряд ли сумеем переубедить друг друга.