Огненная Энна
Шрифт:
— Скажи им, что солнце любит тата-рук, а они пусть будут поосторожнее, потому что, когда какие-нибудь мальчишки им угрожают, солнце забирает у них тепло.
Изи перевела. Энна продолжала тянуть. Свободное тепло почти закончилось, и Энна дернула посильнее, выуживая живое тепло из тел. Оно поплыло к ней, в нее. Изи, не спрашивая, поняла, что делать, и направила ветер на кожу Энны, ей в рот.
Мальчишки больше не смеялись. На их растерянных лицах отразился страх, краска отлила от щек. Один поднял руки к солнцу и что-то крикнул дрожащим голосом.
— Он умоляет солнце простить их и оставить им жизнь.
«Но в них еще много тепла, —
Финн коснулся ее плеча:
— Пожалуй, довольно. Хватит.
Ветер задул сильнее. Энна отпустила нити живого тепла и пошатнулась. Финн подхватил ее под мышки и помог устоять. Мальчишки слегка расслабились, обхватив себя руками и дрожа от холода. Через мгновение они разом подняли лицо к солнцу, явно благодаря его, спрыгнули со стены и убежали.
Трое путников повернулись к дому и только теперь заметили мужчину, стоящего всего в нескольких шагах от них. У него была темная от солнца кожа, покрытая морщинами, и седеющая борода. На мгновение им показалось, что на его губах вот-вот расцветет улыбка, но он сдержал ее, внимательно вглядываясь в лица незнакомцев. Они стояли на открытом пространстве, где земля была такой горячей, что казалась Энне горячее ее собственной кожи. Девушка все еще чувствовала, как тянет живое тепло мальчишек. Оттого, что Энна впитывала это тепло и рассеивала вокруг, не зажигая огня, у нее дрожали руки, как после тяжелой работы. Она прикусила губу и посмотрела на Финна в поисках поддержки, но Финн наклонил голову, и Энна не видела его лица.
Наконец мужчина что-то сказал. Изи ответила ему на языке южан, потом перевела его слова:
— Он говорит, что мы, возможно, спасли жизнь тому человеку, но все же слишком опасно играть с подобными силами.
Изи и мужчина продолжали беседовать, пока он вел всех троих к дому. Из дома вышла женщина и молча увела их лошадей. Мужчина жестом пригласил всех сесть на прохладные плитки крыльца. Очутившись в тени, Энна все равно продолжала ощущать безжалостные удары солнечных лучей, и она подумала, что ничего хорошего ее не ждет.
— Энна, — окликнула ее Изи.
Энна медленно повернула голову и с запозданием поняла, что Изи уже несколько раз звала ее.
— Энна, этого человека зовут Фахил. Он управляющий этой рогха тата-рук, поселения мастеров огня.
— Фахил, — повторила Энна.
Фахил коснулся ладонью ее лба и тут же отдернул руку, а потом кивнул и что-то сказал.
— Я уже очень многое узнала, Энна! — Голос Изи зазвенел от возбуждения. Она заговорила на северном языке, обращаясь к Финну и Энне и время от времени переводя то, что добавлял Фахил. — Он говорит, что нет ничего дурного в том, чтобы быть мастером огня. Солнце — это олицетворение творца, а огонь — олицетворение солнца. Но это нелегкий дар. Именно поэтому они все живут здесь.
— Так здесь… э-э… рогха тата-рук… Они все тут такие, как я? — спросила Энна.
Изи кивнула, глядя на Фахила и сосредоточенно пытаясь понять, что он говорит.
— Он сказал, некоторые люди в пустынных землях родятся с даром огня, и, когда их дар проявляется впервые, они приходят сюда, к другим тата-рук.
Изи что-то спросила у мужчины и выслушала ответ.
— Да, он говорит, что тоже умеет добывать огонь из воздуха, но не делает этого… э-э… мимоходом. Негоже людям изображать из себя богов. Горожане этого не понимают или просто боятся творцов огня. Те мальчишки, которых мы прогнали, явились из Квапаха. Фахил говорит, они время от времени приходят сюда, тревожат тата-рук, а однажды горожане даже убили одну женщину, когда та сидела в поле.
Изи снова задала Фахилу какие-то вопросы, потом перевела его ответ:
— Его удивляет, что вы оба, ты и твой брат, овладели таким искусством. Он даже не подозревал, что этому вообще можно научиться, до сих пор он знал только о врожденном даре, который проявляется в определенном возрасте, и никогда не слышал о северянах, обладающих этим знанием.
— Но тогда почему я такая? — спросила Энна.
Изи пожала плечами:
— Он не знает. Может быть, у вас с Лейфером в прошлом были какие-то южные предки, или этому действительно можно научиться, просто никто никогда не пробовал.
— Но, Изи, — заговорила Энна, — ведь и Фахил, и те, кого мы уже видели, чувствуют себя прекрасно. А со мной что-то не так!
Изи перевела слова Энны, и Фахил посмотрел в небо, чуть прищурившись. А потом что-то негромко произнес.
Изи не сразу перевела его слова:
— Он считает, что ты умираешь.
Финн издал сдавленный звук. Энна потерла предплечье, горящее от лихорадки. Она давно уже думала, не похожа ли смерть на этот жар непрерывной безнадежности. Прежде ей казалось, что это просто страх потерять огонь и жить в мире, лишенном тепла, но, видимо, она могла потерять не только огонь…
Энна почувствовала на себе взгляд Финна. Изи опять заговорила с Фахилом, слегка запинаясь, но ему, похоже, не очень хотелось ей отвечать. Однако через какое-то время он показал на молодого человека, сидевшего на помосте в поле.
— Я умоляла его объяснить, как тата-рук избегают опасности выгореть изнутри, которая приходит вместе с даром огня, — сказала наконец Изи. — А Фахил спросил, знаю ли я, почему тот юноша сидит посреди поля. Он разговаривает с водой, ну, с дождем и росой. У них есть какие-то слова, с которыми они могут обратиться к той воде, что не происходит из источника. Он не может призвать воду из облаков, но ту влагу, что есть в воздухе, он может попросить, чтобы она выпала на растения, а не впитывалась зря в песок. Поэтому у них тут растет достаточно всего и для самих тата-рук, и для большинства жителей Квапаха. Так они и выращивают все прямо в пустыне. — Изи повернулась к Энне, ее глаза блестели. — У них есть мастера воды! Разве это не изумительно?
Изи снова обратилась к Фахилу и внимательно выслушала то, что он сказал в ответ.
— Он говорит, что каждого, кто приходит в их рогха с даром огня, проверяют, обладает ли он также даром воды. Могут понадобиться годы, чтобы развить это второе искусство. Некоторым это так и не удается… Фахил не говорит прямо, но, мне кажется, те, кто не овладевает языком воды, или уходят отсюда, или умирают. Когда же человек познает и огонь и воду, они образуют некое равновесие. Язык огня больше не оглушает человека, потому что огонь усмиряется присутствием воды, а вода не может поглотить мастера, потому что рядом всегда находится угроза огня. В этом есть смысл, Энна! Я всегда думала, что ветер так сильно овладевает мной потому, что я не знаю других языков, а ведь легенды гласят, что некогда мы знали все языки. Но мне никогда не приходило в голову, что равновесие может прийти из простого знания двух элементов, противоположных друг другу! Я хочу спросить у него, может ли он научить тебя говорить с дождем. — Она улыбнулась и сжала колено Энны.