Огненная кровь. Том 1
Шрифт:
Ветер лечит…
Когда она вернулась, мэтр Гийо уже уехал. А тётя вызвала её в свою комнату для серьёзного разговора.
Тётя шла по лестнице впереди, натянутая, как струна, не сняв даже кружевных перчаток, которые специально надевала, принимая гостей, и по её суровому выражению лица Иррис поняла — разговор будет неприятный.
Всякий раз, когда тётя Огаста хотела сказать какую-нибудь гадость — а это она умела делать с непревзойдённым самообладанием — начинала она издалека, обязательно со слова «милая», быстро переходя на «милочку» и заканчивала фразой: «…и если бы ты не была дочерью покойного Людвига,
Иррис она никогда не любила. И нелюбовь эта была взаимной.
Но раз уж судьба распорядилась так, что жить им пришлось под одной крышей, да и к тому же крыша эта принадлежала тёте Огасте, то Иррис всеми силами старалась вести себя так, чтобы не вызывать неудовольствия тётушки. Только вот последнее время удавалось это всё с большим трудом, потому что тётю Огасту стало раздражать буквально всё — от уроков живописи, которые она давала её дочерям, до прогулок к морскому побережью.
— Милая, присядь, — тётя указала веером на маленькую кушетку напротив себя, а сама расположилась в кресле. — Думаю, ты догадываешься, зачем к нам сегодня приезжал мэтр Гийо?
Спросила она мягким и вкрадчивым голосом, но в глазах застыла холодная решимость.
Дело плохо…
— Догадываюсь? Тётя, да тут не надо быть семи пядей во лбу! Та коробка с голубым бантом, что он притащил с собой, в кондитерской лавке позавчера на неё назначили скидку, думаю, что мэтр специально ждал именно этого дня, — усмехнулась Иррис, — умоляю вас, тётя, вы же не серьёзно?
— Это почему же? — ответила тётя со встречной усмешкой.
— Потому что он… он… он отвратителен! — воскликнула Иррис.
Она пыталась подобрать более вежливое слово, но эмоции одержали верх. Мысль об этом браке, об упитанном округлом теле мэтра Гийо, о его засаленном жилете с расходящимися на животе пуговицами, в котором он был похож на тюленя, о его жадном взгляде, блуждающем где-то пониже её подбородка, и смазанных маслом волосах приводила её просто в ужас.
— Послушай, милая, ты же понимаешь, что сейчас мы, а вернее сказать — ты, не в той ситуации, чтобы разбрасываться налево и направо такими предложениями? — в голосе тёти появилась едва заметная нотка недовольства. — А мэтр Гийо — человек достойный, он недавно назначен смотрителем школы при Обители, а это почётная и уважаемая должность. И, что немаловажно, доход в пятьдесят тысяч ланей годовых. Ты понимаешь, что для тебя это вполне приличная партия?
— Да, я понимаю, — Иррис выпрямилась, — я понимаю, что теперь я бедна. И я вдова. И живу от ваших щедрот. Я понимаю. Но, тётя, разве это значит, что я должна выходить замуж за первого встречного?
Тётя поджала губы, достала батистовый платочек и, сложив руки на коленях, перешла в наступление:
— А, по-твоему, будет и второй встречный? И третий? Интересно узнать, с чего вдруг такая уверенность?
— Что вы хотите этим сказать, тётя? — ответила Иррис, стараясь выглядеть вежливой и смиренной.
Их взгляды скрестились. Ярко-голубые глаза Иррис, в которых ей с трудом удавалось погасить раздражение, и такие же голубые, но словно подёрнутые белёсой дымкой мадверского тумана холодные глаза тёти Огасты.
— А то, что ты напрасно ждёшь других предложений.
— Это почему же? — Иррис расправила плечи, предчувствуя, что ничем хорошим этот разговор не закончится. — Разве среди тех, кто посещает этот дом, мало достойных мужчин?
— Вот именно, что немало! В мой дом последнее время приезжает, пожалуй, даже
— А разве вы не сами этого хотели? Намекали мне, что неплохо бы уже оставить траур и задуматься о будущем? И разве кто-то из них дал хоть малейший повод? Что в этом плохого? — спросила Иррис негромко, всё ещё пытаясь погасить зародившуюся искру грядущей ссоры.
Но искра гаснуть не хотела…
— Да всё! — отрезала тётя жёстко. — Потому что когда я говорила тебе задуматься о будущем, я рассчитывала на трезвость твоего ума и практичный подход к делу.
— Знаете тётя, с умом у меня всё вроде бы в порядке. Вы захотели, чтобы в этот дом приезжали мужчины, хотя я и не горела желанием их видеть. А когда они стали приезжать, выясняется, что вы имели в виду что-то другое. Так что именно, тётя?
Иррис сложила руки на коленях, зажав пальцами взятую из букета высушенную розу. На ней ещё остался один шип, и она трогала его пальцем, чувствуя лёгкое покалывание.
Этот разговор лучше завершить мирно.
Она живёт в этом доме лишь по доброй воле тёти Огасты, лишь потому, что ей больше некуда пойти. Ну и ещё потому, что отец решил — так для неё будет лучше. Почему он так решил, она не знала, но перед смертью он успел передать остатки своего имущества в управление тёте, которая обязалась вести суды по долгам. Так что не стоило её злить.
— А ты хоть иногда задумывалась, зачем они приезжают? — спросила тётя голосом, полным сарказма.
— И, по-вашему, зачем же? Разве не затем, чтобы побеседовать о литературе, послушать музыку и выпить чашку чаю? Разве это нарушает хоть какие-нибудь правила приличия?
Тётя Огаста отшвырнула платочек, и Иррис поняла — искра разгорелась в пожар.
— Зачем они приезжают? — произнесла она с вызовом. — Да, милая, ты права. Они приезжают как раз затем, чтобы насладиться твоими речами и этими книгами, которыми доверху завалена твоя комната. Послушать, как ты поёшь, играешь на дзуне и клавесине, поспорить с тобой о чём-то известном одним Богам и всей этой алхимической мерзости, посмотреть, как ты смеёшься, бегаешь за мячом и декламируешь поэмы Оллита. Если ты об этом, то да, ты права. Именно за этим! Они приезжают снова и снова. Но когда я говорила о здравости и практичности ума, я подразумевала, что ты будешь уделять внимание тем мужчинам, которые, как ты должна понимать, способны составить твоё счастье… в нынешнем твоём положении. А вот к ним относятся как раз те, от общества которых ты поспешила избавиться.
— Составить моё счастье? И вы полагаете, что пустоголовый мэтр Гийо и есть моё счастье? Хотя я понимаю, что это всего лишь оборот речи. Но вы ставите мне в упрёк то, что мне нравится общаться с интересными умными людьми?
В комнате было жарко, заходящее солнце золотило резную раму зеркала, рассыпая по полу разноцветные круги. На лбу тёти залегла глубокая складка, и это означало крайнюю степень гнева, потому что хмурила лоб она исключительно редко, боясь появления морщин.
— В упрёк? Да если бы хоть один из этих «интересных умных людей» имел намеренье на тебе жениться, я бы не возражала. Но «интересных и умных» интересует лишь твоё общество и, возможно, что-то сверх этого, но серьёзных планов на твой счёт ни у кого из них нет. А, стало быть, такое времяпрепровождение более пристало куртизанке, а вовсе не честной леди, к тому же вдове. И если учесть, что твой траур закончился всего год назад…