Огненная мансуба
Шрифт:
Младшие ученики пали ниц перед Амарелем, как перед ханом. И если пару месяцев назад ему это понравилось бы, то теперь стало всё равно. Сейчас Амареля ничто не волновало, кроме расположения хана Эрекея.
– Встаньте, – Амарель отвернулся от учеников. – Ты постиг не букву, но дух нашего учения, – обратился он к Турсею, говоря то, что некогда слышал от собственного наставника, и протянул свиток, принесённый из Башни Смерти. – Пока я был в плену, написал по памяти всё это, – Амарель чувствовал, что надо было выразиться пышнее, но слов не нашлось. Раньше у него и глаза горели бы, и дар красноречия
Храм, между тем, перестроили, и от следов пожара ничего не осталось. Как если бы никакой Инфар с её жаждой мести не было. Амарель вспомнил птицу из леса и пожал плечами, велев себе выбросить всё это из головы.
Турсей вчитывался в свиток, сияя, словно к нему привели сразу десять учеников. И порывался ещё раз поцеловать Амарелю руку, так что тот был вынужден отдёрнуть её и спрятать за спину.
– Будет весна, – сказал Турсей, сворачивая пергамент обратно, – и мы на заднем дворе храма цветы выращивать начнём! Что скажешь, учитель? Чтобы украшать алтарь!
Амареля горячность Турсея приводила в ещё большее замешательство вместо того, чтобы радовать.
– Цветы? Неплохая мысль, – Амарель попытался улыбнуться. Турсей ответил радостной ухмылкой во все тридцать два крепких жёлтых зуба.
– И я так решил, Великий жрец! Цветы будут алыми, как сияние Кальфандры и кровь, которую мы прольём в её честь… Ведь мы будем жертвы приносить? – спросил он, как что-то само собой разумеющееся.
– Жертвы?
– Именно! Я ведь уже старший ученик, – Турсей приосанился. – Я давно жду этого часа! Ведь так велит Несравненная, и жертвоприношение – это благо! Наверняка многие прихожане захотят посмотреть, а есть те, кто согласится и на алтарь лечь! Пусть пока без цветов, но мы можем принести кого-нибудь в жертву. Стать ближе к богине… а чем ближе мы к ней, тем больше силы она нам подарит!
Амарель не заметил, когда Турсей успел взять в руки нож – огромный разбойничий нож с чёрной рукоятью, – и любовно повертел его. А затем коснулся наточенным лезвием своей лопатообразной ладони. На смуглой коже вмиг набухла капля крови.
– Согласен, – Амарель, наконец, пришёл в себя, – жертвоприношение нам не помешает! Но вот что я тебе скажу, – тон Амареля сделался строгим, и Турсей невольно принял сконфуженный вид, – буква учения так же важна, как и дух! Что это за нож мясника?
Амарель брезгливо ткнул пальцем в рукоять, и Турсей крикнул кому-то из учеников, чтобы немедленно забрали этот нож – не годится.
– То лезвие, которое мы используем для жертвоприношений, – Амарель старался подчёркивать каждое слово, – должно быть тонким, изящным… прекрасным! Как сама Кальфандра. Ты меня понял?
Турсей мелко закивал. Он весь поник и сгорбился, огорчённый тем, что не сумел угодить наставнику.
– И ещё, – Амарель окончательно поборол замешательство, – жертвоприношение – это не главное для нас! Твоя цель – привести как можно больше людей к Несравненной, а не принести как можно больше прихожан в жертву! Мой учитель…
– Но как… Ведь объятия богини…
– Не перебивай! – Амарель охотно сопроводил бы этот приказ огоньками на кончиках пальцев, но увы, кольцо с его руки ещё не сняли. – Мой учитель говорил, что в лучшие времена, когда Кальфандре поклонялись все гафарсийцы, и то было не больше трёх жертвоприношений в год! Ты понял, к чему я клоню? Не стоит отпугивать народ!
Младшие ученики благоговейно слушали. Турсей угрюмо склонил круглую голову с ёжиком коротких чёрных волос:
– Понял… наставник.
– То-то и оно. Учи, – Амарель кивнул на свиток, который теперь лежал на скамье, – всё, что необходимо знать! Тогда преуспеешь. И Кальфандра примет тебя в свою колесницу, а может, ты станешь возницей – великая честь!
Турсей поднял голову, глаза его блестели.
– Возницей! Учитель, я буду стараться.
Амарель вдруг усомнился, что этому человеку больше тридцати – такой восторг мог исходить лишь от юнца, у которого едва выросли первые усы. Кстати об усах… Где бы добыть то, что прекращало рост усов и бороды учеников раз и навсегда? Амарель задумался, но тут же махнул рукой – о таких мелочах мог беспокоиться только Фаресар. В конце концов, неужели Кальфандре есть дело до чужой растительности на лице? Оставив эти мысли, Амарель спросил:
– Вы ночуете в храме?
– Да. И я, и они, – Турсей кивнул на младших учеников.
Понятно, почему Эрекей настоял, чтобы Амарель жил во дворце. И так не хотелось ему отказывать, а сейчас – тем более.
– Тесновато. Но скоро построят второй храм, – поделился Амарель тем, что услышал сегодня от хана. Несмотря на провал Амареля, Эрекей решил, что его приближённый колдун всё-таки заслужил второй храм.
Турсей закричал от радости: «Айе! Айе!» Остальные ученики вторили ему.
– Велик хан, – улыбнулся Амарель и вышел из храма. Солнце стремилось к закату – а значит, скоро придёт тот дэйя, о котором Эрекей упомянул во время пира, и… снимет кольцо.
«Скорее бы!» – Амарель потёр друг о друга вспотевшие ладони. Ему так не терпелось зажечь огонь, увидеть сдержанное одобрение Эрекея, почувствовать себя сильным… снова!
IX
Со стороны это, наверное, смотрелось забавно: трактир, полный всяких подозрительных людей, а среди них – девочка в коричневой накидке, со шрамами на лице, и большеглазый мужчина с костылями. Но Тарджинье забавно не было – она, может, в последний раз виделась с Ирзой, и почему бы не выпить крепкого гафарсийского эля и не поговорить о прошлом? За пазухой у Тарджиньи сидел ларм Анриэ, да так смирно, что было ясно – слушал он с не меньшим интересом, чем двое бродяг за соседним столом.
Всё лучше, чем во дворце. Лицемерные сожаления короля Аранжи по поводу смерти советника Тарджинья уже выслушала. На переполох из-за таинственного исчезновения его тела посмотрела. От сопровождения на корабль отказалась, с Маргретой попрощалась…
– А помнишь, как мы в плен к людоедам попали? Когда вышли из того городка – как он назывался? – Тарджинья пощёлкала пальцами. – А, Керм-эль-Ден!
Ирза хмыкнул и наполовину опустошил свою кружку. Конечно, он не забыл.
– Они нас откармливали два месяца, а потом мне надоело всё это, и мы сбежали, – хихикнула Тарджинья, и бродяги недоумевающе переглянулись.