Огненная западня
Шрифт:
— Нет.
— После грозы — помнишь? — был немного дождь. Был. Река рядом, испарение, роса. Влажный немного дерн.
Косых стал прислушиваться к разговору.
— Как ты играешь в шахматы, Дзолодо? Ты же логично рассказать не можешь.
— Нет, Марина, логично. Сырой дерн положили на огонь. Да еще заливали костер немного. Пар, наверное, шел, не дым. А я решил — дым, дымок.
Косых спросил:
— Когда гроза была?
— Ночью, — ответила Марина.
— Какого числа?
— Десятого.
Косых заметил: Петр очень пристально смотрит
— Может, молния подожгла…
Это сказал Дзолодо. Не Петр.
— Я слышал, — продолжал Дзолодо, — может молния поджечь тайгу!
Петр молчал. И Тимофей тоже. Они теперь даже не смотрели на Косых. Они целиком полагались на него.
— Надо посмотреть… Разобраться надо, — сказал Антон.
— Ведь может? Может! — настаивал Дзолодо.
— Может… — Косых ответил нехотя. Ему стало неудобно за себя, за то, что он так сразу накричал на ребят вчера, сразу после своего неудачного приземления. И в то же время он не хотел и не мог оправдать их. — Разобраться надо…
Петр старался не смотреть на пожарника. Неистребимый запах гари, дымный полог на небе, далекие, но уже ясно видимые языки пламени, поднимавшиеся над тайгой, обвиняли его. Прежде всего его, потому что, хотя костер и заливал Тимофей, командором тогда был он. Он и главный ответчик. Молчание Косых воспринималось Петром как обвинение.
Первый долгий день плавания закончился. Лагерь разбили на высоком берегу, подальше от воды.
Хотя было уже поздно, но красноватый отсвет недалекого пожара словно продолжил зарю, и она так и не погасла.
И ужин прошел в молчании. Ни о чем не хотелось говорить. Присутствие Косых постоянно напоминало всем о том, что они арестованы и их сопровождает конвоир. И Косых чувствовал это отношение к себе и хмурился. За сутки, проведенные с ребятами, когда каждый из них шел на риск ради товарища, Косых невольно проникся уважением к тем, кого он считал виновниками всех бед, что стряслись в этом таежном районе. Он исподволь убедился: если туристы и совершили преступление — подожгли тайгу, то по глупейшей оплошности, но уж никак не преднамеренно, даже не из-за невнимания. Косых видел, как глубоко переживал происходящее Петр, да и остальные тоже.
Но факт оставался фактом — тайга горела. Теперь уже десятки квадратных километров были охвачены огнем.
«Завтра туристам на собственной шкуре придется убедиться в том, каков пожар вблизи», — думал Антон.
Ночь прошла спокойно. Только раз, неловко повернувшись во сне, Косых не сдержал стона от боли в ноге, и его окатило холодным потом.
Утром небо затянуло тучами. Начал накрапывать дождь. Над лодкой натянули брезентовый тент и отправились в путь.
Петр занял место у правила.
— Почему не Тимофей? — спросил пожарник.
— Нет уж, товарищ Косых! Сегодня на руле буду я.
— Чего ты упрямишься? — Косых пожал плечами, повернулся к Тимофею: — Где вы оставили непогашенный костер?
— Скоро увидите…
— А заранее не можешь сказать?
— Примерно на километр выше речной развилки, — ответил Петр.
— По Лосиной?
— Нет. По реке Солнечного луча.
— А зачем вам это знать? — спросил Тимофеи.
— На всякий случай, — неторопливо ответил Косых.
— Там одни головешки…
Чем ближе они подплывали к слиянию рек, тем тверже в душе Косых обосновывалась надежда: может быть, туристы и не виноваты в происшедшем. Он не знал, каким образом ему удастся доказать их невиновность прежде всего себе самому. Слияние рек было охвачено огнем уже в первый день. Косых не требовалось доставать планшет: он хорошо помнил кроки пожара, нанесенные на карту, красный карандаш очертил голубые веточки — слияние рек. По левому скалистому берегу пал шел, видимо, верхом. И это был тот самый берег, на котором останавливались на ночлег туристы, перед тем как изменить маршрут.
Сейчас они находились километрах в пятнадцати от того места. Огонь был хорошо виден. Он пожирал последние деревья. Они горели словно факелы. По правому берегу огонь настигал лодку со стороны верховьев. Подгоняемый ветром пал двигался быстро.
В час пополудни лодка миновала кривун, и перед ними открылось черно-серое пепелище. Трезубец старых кедров, под которыми ночевали туристы, был черен, дик и страшен. Даже на длинной косе у слияния Лосиной и реки Солнечного луча кусты тальника сгорели. Кое-где поднимались вялые сизые дымки. Пожар дотлевал.
Ребята смотрели и не узнавали знакомых мест.
Затор, высившийся тогда у скал, был сметен половодьем. Лысые, почерневшие от гари скалы выглядели чуждо.
— Ну вот…
— Пристанем к берегу, — попросил Косых.
— Зачем? — безнадежно спросил Тимофей.
— Тогда совсем маленький дымок был. Едва курился. Я хотел сказать, что надо вернуться. Да зачем, думаю… — И Дзолодо вздохнул.
— Так оно и бывает, — нахмурившись, проговорил Косых. — К берегу.
Антон вышел на отмель и, опираясь на рогатку, заковылял к опушке.
— Не туда, — бросил Тимофей.
— Я сам найду, — ответил Косых, не оборачиваясь.
У него под сапогом трещали полуобгоревшие сучья, словно пыль взлетал пепел. И это были единственные звуки, которые нарушали тишину.
— Холодно… Прохладно… Теплее… Тепло… Совсем мороз, — приговаривал Петр, следя за тем, как Косых бродит по берегу в поисках остатков костра.
Остальные молча наблюдали.
Косых без труда нашел старый костер. Его разводили по всем правилам. Место было очищено от хвои в диаметре метра на полтора. Потом окружено канавкой, глубиной на штык. Когда костер гасили, его не только залили водой, но и засыпали землей. Пожарник тщательно осмотрел засыпку. Нагнувшись, он сдул налет пепла, покрывший землю. Он увидел одну оплошность — дернины, которыми перед уходом был покрыт жар, брошены небрежно. Сильный ветер мог выдуть искру. Косых понимал: он чересчур придирчив. Но ведь дело-то какое!