Огненное море
Шрифт:
Корабль был построен эльфами мира воздуха, Ариануса. Он напоминал драконов, которыми эльфы восхищались, но которых никогда не могли приручить. Нос корабля был украшен драконьей головой, «грудью» дракона был мостик, «телом» — корпус корабля, руль напоминал хвост чудовищного ящера. Крылья, сделанные из шкуры и чешуи настоящих драконов, были призваны нести корабль среди воздушных потоков этого удивительного мира. Рабы (как правило, люди) и эльфийские чары поддерживали подобные корабли «на плаву», если так можно выразиться.
Корабль был подарком Эпло от благодарного капитана-эльфа. Патрин перестроил корабль так, чтобы тот отвечал его собственным нуждам — его собственный корабль потерпел крушение в первом путешествии через Врата Смерти. Огромному кораблю-дракону больше не нужна была команда, не нужны были чародеи, чтобы управлять им, или рабы, чтобы приводить его в движение. Эпло один был теперь и капитаном, и командой. И единственным пассажиром корабля был пес.
Пес, справившийся наконец с донимавшим его зудом, затрусил позади хозяина, явно надеясь на то, что долгий утомительный осмотр корабля близится к концу. Зверю нравились полеты. Большую часть воздушных путешествий пес проводил, прижавшись мордой к иллюминатору, высунув язык и помахивая хвостом: на стекле после этого оставались влажные отпечатки его носа. Пес мечтал поскорее отправиться в дорогу — как и его хозяин. В прежних путешествиях через Врата Смерти Эпло открыл для себя два восхитительно новых мира и не сомневался, что это новое путешествие подарит ему не меньше впечатлений.
— Успокойся, малыш, — ласково сказал он, потрепав голову пса. — Сейчас мы отправимся.
Патрин стоял на верхней палубе под обвисшим тяжелыми складками главным парусом и смотрел на Нексус — на свою родную землю.
Каждый раз, когда ему приходилось покидать город, сердце его сжималось. Он считал себя жестким, тренированным и не подверженным импульсам чувств, однако же всякий раз, прощаясь с Нексусом, он не мог сдержать непрошеных слез. Нексус был прекрасен, но Эпло видел немало земель не менее чудесных и красивых и никогда не раскисал настолько, чтобы плакать, как ребенок или женщина, расставаясь с ними! Быть может, дело было в том, что Нексус был особенным городом; мир сумерек, где всегда был рассвет или вечер, где ночи были не темными, а серебристыми от лунного света. В Нексусе не было ничего жестокого или жесткого, не было никаких крайностей — если, конечно, говорить о городе, а не о тех, кто жил в нем. Ибо народ Нексуса вышел из Лабиринта — из мира-тюрьмы, из мира, наполненного невероятным, неописуемым ужасом. Те, что выжили в Лабиринте и смогли бежать из него, пришли в Нексус. И мирная красота этого места была для них словно ласковые объятия матери, утешающей напуганного страшным сном ребенка.
Эпло стоял на палубе своего летучего корабля и смотрел на зеленые поля, на высокие травы земли, в которой правил владыка Нексуса. Патрин вспомнил, как впервые поднялся с постели, не зная даже, каким чудом попал туда — измученный, полумертвый после тех испытаний, которые ему пришлось пройти в Лабиринте. Он тогда подошел к окну и увидел эту землю. И впервые в жизни познал покой и мир.
Каждый раз, бросая взгляд через окно на землю своей родины, Эпло вспоминал это мгновение. Каждый раз, вспоминая свою первую встречу с Нексусом, он благословлял и благодарил в душе своего Повелителя, владыку Нексуса — того, кто спас его. Каждый раз, благословляя имя своего Повелителя, Эпло проклинал сартанов — тех полубогов, которые заперли его народ в жестоком мире-темнице. И всякий раз, вспоминая о сартанах, он клялся, что отомстит.
Пес, видя, что они вовсе не собираются отбыть немедленно, хлопнулся на палубу и улегся там, положив морду на лапы и терпеливо ожидая. Эпло тряхнул головой, отгоняя воспоминания, шагнул вперед — и едва не споткнулся, налетев на пса. Тот вскочил, возмущенно и изумленно взвизгнув.
— Ну-ну, старина, прости. В следующий раз не путайся у меня под ногами, ладно?
Эпло развернулся, намереваясь спуститься в трюм, но замер, ощутив, как по миру, окружавшему его, прошла зыбь.
Зыбь. По-другому описать это было невозможно. Эпло никогда не испытывал ничего подобного этому странному ощущению. Движение началось где-то глубоко внизу, под ним — быть может, в самом сердце мира; зыбь поднималась все выше, расходилась волнами, но не в стороны, как при сотрясении, а вверх; дрожь, шедшая от земли, передавалась кораблю и телу Эпло, захватывала его ступни — колени — тело — голову…
И весь мир вокруг него казался искаженным. На краткий миг Эпло перестал воспринимать очертания предметов, перестал ориентироваться в пространстве. Он был словно тончайшим листком, расплющенным между плоским небом и плоской землей. И сквозь него, сквозь землю и небо шла все та же зыбь, все плавилось и расплывалось в ней.
Все, кроме пса.
Пес исчез.
Странное чувство покинуло Эпло так же стремительно, как и появилось. Он упал на четвереньки. Голова у него кружилась, он все еще слабо ощущал свое тело, к тому же на него накатила почти неодолимая тошнота. Казалось, зыбь выжала из его легких весь воздух до последней молекулы. Эпло судорожно вздохнул, пытаясь расправить грудь. Когда наконец патрин совладал с собой и снова обрел способность дышать, он огляделся по сторонам, пытаясь понять, что же было причиной столь пугающего происшествия.
Пес вернулся, встал перед ним и посмотрел на хозяина с упреком.
— Это не моя вина, приятель, — проговорил Эпло, настороженно озираясь по сторонам.
Нексус поблескивал в покое сумерек, словно гигантская жемчужина. Слышен был только тихий шепот листьев под ветром. Эпло присмотрелся. Века и века эти деревья возносились в небо стройными колоннами, ни один шквал не мог бы согнуть их — и все же всего несколько мгновений назад Эпло видел, как они колышутся, подобно пшеничным колосьям под ветром. Он не слышал ни шороха, не видел и тени какого-либо движения — и уже само по себе это было странно. Перед появлением зыби он скорее почувствовал, чем услышал какие-то звуки, голоса животных — но сейчас они умолкли… В страхе? В почтении?..
Эпло чувствовал странное нежелание двигаться. Ему казалось, что стоит ему сделать хоть шаг, хоть полшага — и жутковатое ощущение зыбкого мира вернется снова. Ему пришлось заставить себя пройтись по палубе. Внутренне он был готов к тому, что снова окажется распластанным между землей и небом, словно между страницами в старинном фолианте. Он взглянул за борт на зеленый луг…
Ничего.
Он смотрел на дом своего Повелителя — великолепное здание с огромными ясными окнами. Владыка Нексуса жил здесь один — если, конечно, не считать Эпло, да и тот бывал здесь только изредка. Сегодня обиталище Владыки пустовало. Повелитель снова отправился на бесконечную битву, которую он вел с Лабиринтом.
Ничего. Никого.
— Может, мне просто показалось, — пробормотал Эпло.
Он вытер холодный пот, капельками выступивший над верхней губой, невольно отметив, что его рука дрожит. Взглянув на вытатуированные на коже руны, патрин увидел, что они светятся бледно-голубым светом — едва заметно. Эпло поспешно закатал рукав, успев заметить, как исчезает окружающий руку голубой свет. То же происходило и с рунами на его груди.
— Значит, не показалось, — с облегчением проговорил он. Тело отозвалось на все происшедшее независимо от его воли — магия пробудилась, чтобы защитить сто… но от чего? Он ощущал во рту привкус железа — или крови. Закашлялся, сплюнул и, развернувшись, снова зашагал по палубе. Страх исчез вместе с бледным сиянием рун. В душе его остались только гнев и отчаяние.
Зыбь шла вовсе не изнутри корабля. Эпло видел, как она проходит сквозь корпус корабля, сквозь его тело, землю, деревья, дом, небо… Он поспешил на капитанский мостик. Рулевой камень — покрытая рунами сфера, которой Патрин пользовался, чтобы управлять судном, — по-прежнему стоял на своем пьедестале. Камень был темным и холодным и светился не больше, чем обычный булыжник на дороге.
Эпло смотрел на камень в гневе, причин которому не мог найти и сам: должно быть, в какой-то мере он надеялся, что все это произошло из-за камня. Он смотрел вокруг, и мозг его отмечал все, что видели глаза: аккуратно свернутая бухта каната; бочонки с вином, водой и пищей; «смена одежды»; судовой журнал… Камень был единственным магическим предметом на борту.