Огненные сердца
Шрифт:
По деревянным ступеням послышались шаги. Знакомый женский голос заставил Соломона обернуться. К нему приближались Дженна и Ченс. Несколько недель назад они поженились и теперь излучали любовь, как излучает блеск самородок под полуденным солнцем. Как бы хотелось Соломону обрести такое же блаженство с Лили!
Дженна держала свернутые бумаги и улыбалась, словно школьница, получившая отличную отметку.
— Дедушка! — Отпустив руку Ченса, она обняла Соломона. — Все готово! Можно расчищать участок и начинать строить дом! Здесь хватит места моим лошадям! — И Дженна возбужденно защебетала: — Конечно, с того места озеро увидеть нельзя, но до него совсем близко.
Затем в глазах Дженны появилось умоляющее выражение, против которого Соломону было трудно устоять.
— Дедушка, лучше бы ты передумал и остался. Ты бы открыл здесь контору, построил на озере дом…
Значит, Дженна понимала, что в Нью-Йорке он будет страдать от одиночества. Соломон сомневался, что способен хоть что-нибудь скрыть от внучки.
— Может, я вскоре вернусь, — ответил он, пожав ладонь Дженны, — но компания и так слишком долго оставалась без контроля. Обещаю, я приеду к вам на Рождество, а весной, может быть, переберусь сюда насовсем.
К станции подошел состав — к нему были прицеплены вагоны «Мариетта» и «Полумесяц», их черные стены блестели под дождем. Эти два вагона долгое время были для Дженны домом и вот теперь отправлялись без нее.
Внезапно у Дженны на глазах выступили слезы, она обвила руками шею Соломона.
— О дедушка, я буду так скучать без тебя!
Соломон крепко прижал ее к себе.
— И я буду скучать, — ответил он. — Но скоро мы встретимся. Ты и я. Мы всегда будем вместе.
Справившись со слезами, Дженна отступила и вложила руку в ладонь Ченса, словно нуждаясь в поддержке. Ей не хотелось, чтобы Ченс заподозрил ее в нежелании остаться с ним и жить здесь, в горах. Когда-то она говорила Ченсу, что никогда не станет выбирать между ним и дедушкой, и вот, по иронии судьбы ей пришлось сделать этот выбор. К этому обязывало ее замужество, преданность мужу и клятва провести с ним всю жизнь. Но Дженна никогда бы не смогла забыть дедушку. Никогда.
Голубые глаза Соломона наполнились любовью.
— Не плачь, Дженна. Я уже отлюбил свое, теперь пришла твоя очередь.
Поезд остановился, выпустив из-под колес белые клубы пара. Стук дождя по крыше станции усилился. Послышался гудок и крики кондуктора «отправление!» — словно напоминание, что с прощанием надо поторопиться.
— Позаботься о себе в Нью-Йорке, дедушка. Тебе и в самом деле будет нетрудно продать мое ранчо?
На краткий миг лицо Соломона напряглось, но вскоре приняло прежнее выражение.
— Не беспокойся о ранчо, Дженна. Обещаю, я выгодно продам его и доставлю сюда твоих лошадей. Так что твоему мужу придется стать пастухом.
Соломон перевел взгляд на Ченса, и в эту минуту они словно дали друг другу молчаливую клятву. Ченс думал о том, возобновится ли со временем его ненависть. Он опасался, что Соломон не захочет терять власть над Дженной, но старик почти не вмешивался в их жизнь, словно понимал, насколько тяжело это будет для Ченса. Однако из-за Дженны Ченс надеялся, что Соломон не станет полностью отстраняться от них. Дженна нуждалась в нем. А сам Ченс так и не мог понять, будет ли скучать по старику, но после того, как они работали и чуть не погибли вместе, он чувствовал, что они в чем-то сроднились.
Ченс протянул руку, Соломон решительно пожал ее и спросил:
— Когда по Биттеррутской ветке начинается движение?
— Мост починят к концу недели, и в понедельник мы пустим первый поезд. Это будет великий день, ведь мы перевезем первый груз руды. Конечно, когда компания, перекупившая ветку Дерфи, достроит ее, у нас появятся конкуренты, — с кривой усмешкой добавил Ченс. — На время мы опередили их, но будет любопытно наблюдать, как начнется борьба цен.
Соломон усмехнулся.
— Вот что придает вкус жизни! Конечно, я мог бы купить ветку Дерфи, но я уже давно выяснил, что единственное удовольствие в монополии — трудности, с которыми ее достигаешь. А здесь трудностей не предвиделось. Кроме того, кому захочется покупать дорогу, когда можно выстроить ее самому? — Его глаза молодо блеснули, затем блеск угас, и лицо снова стало серьезным. — К несчастью, эта дорога принесла нам слишком много бед. Кто мог подумать, что желание Генри отомстить заставит его перейти всякие границы?
Молча они вспомнили суд и приговоры, вынесенные Генри и Лиману. Поскольку сами они никого не убивали, приговор был смягчен, но тем не менее им предстояло провести в тюрьме остаток жизни.
Ченс сжал руку Дженны, припоминая, как внимательно она относилась к словам Генри. Ей еще до сих пор было трудно смириться с предательством друга, и она предпочитала вспоминать только те годы, когда действительно считала его другом и помощником.
Паровоз вновь загудел, предупреждая об отправлении.
Ченс сунул руку в карман, извлек оттуда конверт и протянул его Соломону.
— Это от мамы.
Соломон перевел взгляд с Ченса на конверт и наконец взял его дрожащей рукой. На конверте аккуратным почерком Лили было написано его имя. Что она хотела сказать? Что еще она могла сделать, кроме как попрощаться?
Соломон сунул конверт в карман пиджака, надеясь, что дрожь руки Ченс и Дженна припишут его возрасту.
— Соломон… — начал Ченс. — Я хочу, чтобы ты знал…
Их взгляды встретились вновь. В этот миг Соломон отчетливо вспомнил то, что случилось шестнадцать лет назад, когда он столкнулся с Ченсом в коридоре доходного дома и видел, как ненависть в глазах превращает Ченса из мальчика в мужчину. Но сейчас глаза Ченса были иными: зрелыми, понимающими, глазами человека, который живет в мире с самим собой и остальными. Глазами влюбленного мужчины, который счастлив в любви.
— Об этом незачем говорить, Ченс. Уверен, я знаю, что ты собирался сказать. Что было, то прошло, и давай покончим с этим, ладно?
Ченс посмотрел на Соломона и наконец согласно кивнул.
— Да, покончим.
Соломон повернулся к Дженне и в последний раз обнял ее. Оба всплакнули, но Соломон быстро отстранился.
— Мне пора. Поезд не может ждать, а я должен скорее прибыть в Нью-Йорк. У меня есть кое-какие планы — уверен, Дженна не одобрила бы их.
— Дедушка! — она бросила на него насмешливый, но любящий взгляд.
Соломон рассмеялся и поднялся по ступеням вагона «Мариетта» прежде, чем Дженна успела возразить. Оказавшись на площадке, он замахал рукой. Поезд тронулся.
Дженна крикнула вслед:
— Встретимся на Рождество! Только береги себя!
— Не беспокойся! — Соломон усмехнулся и приставил ладони рупором ко рту: — Обещаю напиваться каждый вечер и курить не переставая! — Смеясь, он скрылся в вагоне.
Дженна недовольно закусила губу.
— Курить! Он же сказал, что бросил курить навсегда. Ну, что мне с ним делать! — Она осеклась и заплакала. — Боже мой, Ченс, а что мне делать без него? Неужели больше мы с ним не увидимся? А если с ним… что-нибудь случится?