Огненный джинн (Солнечный удар)
Шрифт:
– …что-то делать как джинну?
Мне показалось, что он вздохнул с облегчением.
– Именно.
– А что, если я буду действовать как обычный человек?
– Не стоит.
– Почему?
Он встал и подошел к окну. Когда он отодвинул штору, в комнату ворвался солнечный луч и заиграл на его коже. Дэвид сделал глубокий вдох – я услышала это, оставаясь в кровати – и довольно долго так там и стоял, разглядывая что-то снаружи.
Я попыталась привлечь его внимание. Он полуобернулся и наградил меня ласковой грустной улыбкой.
– Если вдруг ты еще не заметила, ты больше не
– Потому, что меня могут заточить.
Его улыбка исчезла.
– Точно.
Дэвид был заключен дважды, насколько я знала. Не слишком приятный опыт. Его последней хозяйкой была… ну ладно, она являлась моей лучшей подругой – а перед этим он находился во власти милого парня по имени Плохой Боб Бирингейнин. Я знала по собственному опыту, что Дэвид делал по приказу Плохого Боба вещи, способные у кого угодно вызвать рвотный рефлекс.
Это было ужасно. И он пытался меня предупредить именно об этой опасности.
– Я буду осторожна, – тихо сказала я. – Но, слушай, если бы у тебя появилась возможность увидеть собственные похороны, неужели бы ты ей не воспользовался?
– Нет. – Ответил он и снова вернулся к созерцанию вида, расстилавшегося за окном, весь Нью-Йорк – не больше, чем собрание зданий.
Солнечный свет ласкал Дэвида. Он скользил по изгибам его тела, по гладкой коже и блестел золотыми искрами на мягких завитках его волос. Он протянул руку и открыл окно, впуская тепло в комнату.
– Твоя человеческая жизнь закончилась, Джо. Отпусти ее. Сосредоточься на будущем.
Я оставила в прошлом множество людей. Мою сестру. Кузин. Семью, которую я выбрала сама – Хранителей. Например, моего наставника Пола Джанкарло, или моего друга Льюиса Левандра Оруэлл, самого сильного из Хранителей. Чью жизнь я спасла ценой собственной. Между мной и Льюисом были долгие и запутанные отношения, не столько любовь, сколько страсть. Один из основополагающих законов магии – подобное притягивает подобное. Нас тянуло друг к другу как противоположно заряженные частицы. Или, возможно, материю и антиматерию. Если бы не Дэвид…
Я потрясенно осознала, что хочу снова увидеть Льюиса. Какая-то часть меня будет всегда его желать. И это не та часть, о которой мне бы хотелось информировать Дэвида.
– А что станет следующим из того, с чем мне придется расстаться? – спросила я во весь голос, – Я не смогу этого сделать без некоего… прощания. Это больше воспоминания для меня, чем обо мне. А значит, я не могу не пойти.
– Ты просто хочешь подслушать, что будут говорить о тебе люди.
Хм, а кто не хочет? Я попробовала подкуп.
– Там, скорее всего, будут пирожные. И пунш. Может быть, хорошее шампанское.
Трудно подкупить джинна. Поражен он не был. Он продолжал стоять, отвернувшись к окну, подставив лицо солнцу и закрыв глаза. Через несколько мгновений он спросил:
– Ты собираешься идти в любом случае, со мной или без меня, так?
– Ну, мне бы хотелось идти с тобой. Потому, что, как ты точно отметил, это может быть небезопасно.
Он
Я чувствовала, что одержала победу, но он не стал тратить слов, чтобы сообщить мне об этом.
– Ты не можешь идти в таком виде, – заметил он, приближаясь.
– Ой!
Я оглядела себя и поняла, что не имею даже самых смутных соображений, как надеть что-нибудь из одежды, Да и где она вообще.
– Помочь?
Дэвид положил руки мне на плечи, и я почувствовала, как на моей коже появилась ткань. Одежда. Черные бархатные штаны, сшитый на заказ жакет из черного же бархата, строгая белая атласная рубашка. На ногах обнаружились туфли-лодочки на низком каблуке. Он нагнулся и закрыл мои губы теплым нежным поцелуем, и я почти буквально растаяла.
Когда я разомкнула объятия, он тоже был одет. Черный костюм, голубая рубашка, черный галстук. Очень изыскано. Круглые очки, которые он носил на публике, сейчас также присутствовали. Они скрывали энергию его глаз лучившуюся, невзирая на то, что он снизил интенсивность цвета до более человеческого. Изображая смертного, Дэвид был очень, очень хорош.
А я… ну да, имелись причины, по которым я и не пыталась одеться самостоятельно. Я пока еще недостаточно хорошо освоилась с тем, как быть джином. Он создал еще одни солнечные очки и вручил их мне. Я надела.
– Как я выгляжу?
– Опасно, – сказал он отрезвляюще, – итак, правила. Ты ни с кем, ни разговариваешь, ты никуда не уходишь без моего ведома. Ты делаешь только то, что я говорю, и тогда, когда я говорю это сделать. И самое главное…
– Да?
– Не используй магию. Никакую. Понятно?
– Вполне.
Он предложил мне руку. Я ее приняла и, повернувшись, поставила пустую чашку из-под кофе на прикроватный столик из красного дерева.
– Это очень плохая идея, – вздохнул он и потом…
…потом мы оказались где-то в другом месте.
Здесь было темно. И пахло чистящими средствами.
– Хм… – начала я.
– Ш-ш, – горячие губы слегка задели мои, нежно, как солнечный луч. – Я держу нас вне поля человеческого восприятия, но ты не должна вновь в него попасть. Люди не увидят тебя, если ты с ними не столкнешься.
– Хорошо.
– И ничего не касайся.
– Ладно.
– И не разговаривай. Людям тебя будет слышно.
Я не стала утруждать себя проверкой. Он, должно быть, принял это как данность, потому что в следующую секунду темноту разорвала трещина теплого лимонно-желтого света, дверь открылась, и мы вышли из подсобки на площадку между этажами. Большая широкая лестница справа спускалась в просторный мраморный холл – к обширному пространству, застеленному ковром, стоившим больше чем валовой национальный продукт большинства южноамериканских стран. Множество дверей, снабженных латунными табличками. Персонал в униформе, и мужчины, и женщины стояли по стойке смирно. Они выглядели вышколенными до блеска, как и положено высокооплачиваемой прислуге, работающей на очень богатых людей.