Огненный лис
Шрифт:
Палец стремительно вернулся назад.
— Нет здесь никаких змей, — успокоил спутников Муля. — Просто так называется. Давно.
Виктор тем временем подошел к обрыву, на который собирался взобраться Палец, и коснулся ладонью теплой, влажной глины. Метрах в пяти над ним неподвижно темнели могучими ветвями акации. Испуганная стая грачей сорвалась с деревьев и закружилась, закуролесила над берегом.
— Вот, черти… — Выругался Данила. — Хоть бы рогатку какую-нибудь шлепнуть пару!
— Или бахнуть пыжом, — поддержал его Палец.
— Здесь не поднимемся, —
— Левее есть овраг. Прочти до самой вершины. Года два назад я здесь с компанией отдыхал. На яхте. Так вот, наверх мы по нему забирались. И девки тоже.
… Сквозь лозу и прочую царапучую поросль, спутники пробирались по дну оврага примерно полчаса. Затем вскарабкались по склону вверх. Впереди шел Виктор и в прямом смысле прорубал дорогу тесаком. Густой подлесок, казалось, не хотел пропускать людей: под ударами тяжелого лезвия ветви трещали, гнулись, расступались на мгновение, чтобы потом хлестко вернуться обратно и преградить путь идущим. Люди вымотались почти сразу, одежда их взмокла от липкого пота, и Виктор уже хотел объявить привал, когда впереди неожиданно обнаружилась еле приметная, но вполне приемлемая лесная тропа. Она петляла между золотистыми стволами сосен, забирая куда-то влево, а под ногами хрустели сухие сучья и шишки.
Местами виднелись какие-то разрыхления почвы — нечто вроде нор.
— Кроты, — со знанием дела объяснил Данила. — Всю тропу перерыли, мать их! Того и гляди, ноги сломаешь.
— Уже близко. Метров сто пятьдесят — и все.
Действительно, через пару сотен метров лес расступился, и вся компания, пыхтя и отплевываясь вязкой слюной, очутилась на широкой поляне. Травы здесь было — по пояс, то тут, то там вольготно жужжали крупные, мохнатые шмели.
— Смотрите в оба! — Предупредил Муля паич. — И не вперед, а под ноги. На этой поляне раньше армейская полоса препятствий была. Можно запросто в какой-нибудь ров или в канаву сыграть.
— Ай-у, ешь твою мать!
— Кто? — Обернулся Виктор.
— Данила. Кто же еще? — Палец показал в глубь травяных зарослей.
Через мгновение откуда-то снизу появилась ошарашенная физиономия:
— Яма, — виновато объяснил Данила.
На противоположном краю поляны, за рядком березок, показались развалины какого-то барака.
Первая казарма. Она не сохранилась совсем… А вторая казарма — вполне ещё ничего.
— Можно жить.
— Где это?
— Метров пятьдесят вниз. Там ещё капонир и столовая.
— Что? — Возмутился палец. — Теперь ещё вниз идти? Да я сдохну лучше! Эти чертовы канистры мне руки до пяток вытянули. Сорок литров, мать его…
— Ну, потерпи, ты же мужик, — пристыдил приятеля Виктор, у которого, правда, кроме тесака, ничего в руках не было. — Недалеко уже. Правда, Муля?
В нижнюю казарму ввалились все разом. Сбросили вещи на местами прогнивший дощатый пол, устало привалились спинами к перегородкам. Палец открыл канистру и начал жадно глотать из неё теплую, отдающую полиэтиленом воду.
— Да, хозяина что-то не видать, — опять вспомнил Данила. — На берегу не встретил, и в хате не встречает.
— Может, рыбу ловит. Или ещё чего…
— Он нас не ждал, — подал голос Виктор. — Мы ведь без предупреждения.
— Объявится. Куда ему отсюда?
Стемнело. Ветер усилился, разгоняя туман, злобно гудел в прохудившеся кровле, заглядывал в оконные проемы песчаной круговертью и, казалось, норовил подхватить здание, чтобы вышвырнуть его с острова вместе с непрошеными гостями.
— Располагаемся на ночлег, — распорядился Виктор и вытащил мощный электрический фонарь. Тугой луч света ударился в стену, пополз по ней, брызнул искрами разбросанных по полу стеклянных осколков.
— Там, в конце, вроде комната какая-то. И дверь, кажется, цела.
— Я погляжу, — вызвался Папич. — Может, туда и переберемся. Ночью холодно будет.
— Как там лодка наша? Не унесло бы…
— Не переживай, — успокоил приятеля Палец. — На берег мы её вытащили, брезентом накрыли.
— Я лодку цепью прикрутил. Не унесет, — добавил Виктор и в сердцах хлопнул себя по колену ладонью:
— Ну, бомжара! И где можно в такую сраную погоду валандаться? Ждем его, ждем…
— Я все никак в толк не возьму, — Данила распаковал сумку с продуктами, расстелил на полу клеенку. — Что оно так воняет? Весь вечер принюхиваюсь. Как будто целый полк здесь месяц жил и под себя гадил.
— Вообще-то, здание заброшено давным-давно. Никто не убирает.
— А бомжик? Он же здесь живет. Неужели совсем оскотинился? Или, может, сам живет в другом месте, а сюда только гадить ходит?
— Ну, тогда завтра он точно заявится, — ухмыльнулся Данила. — По нужде.
— Не заявится.
Все обернулись. Из темноты вышел Муля Папич, присел рядом, отломил кусок хлеба и начал сосредоточенно, задумчиво жевать.
— В чем дело? — Понизив голос, Виктор настороженно огляделся по сторонам.
— Издох, — коротко ответил Муля.
Виктор и его спутники, один за другим, поднялись и направились к двери, из-за которой только что появился Папич.
То, что раньше считалось хозяином здешних мест, представляло собой теперь нечто разбухшее, неопределенной формы и цвета. Останки бомжа занимали металлическую солдатскую койку, пружины которой врезались в мертвую плоть, черные губы сомкнулись, а веки распухли. Нестерпимая трупная вонь беспощадно ударила в ноздри собравшимся — Виктор ощутил рвотные позывы и, отвернувшись, обронил фонарь. Неловко подхватив фонарь с пола, он буквально вывалился за дверь:
— Муля! Это он?
— Наверное, — отрешенно ответил Папич. — Больше, вроде, некому.
— С месячишко здесь валяется, — Палец пытался справиться с собой, но в конце концов все-таки не выдержал и, перегнувшись почти пополам, выблевал в угол остатки завтрака.
— Не больше четырех дней, — возразил приятелю Данила. — Жара, потому и тело такое…
— Откуда знаешь? Ты чего, доктор?
— Знакомая ситуация. У меня дядька двоюродный так же помер, Царствие и тому, и другому небесное.