Огненный лис
Шрифт:
— Извините…
— Да, пожалуйста.
Мимо Виктора к свободному месту за столиком протиснулся ефрейтор-пограничник, и в памяти сразу же всплыла похмельная рожа Ройтмана. Эх, Пашка…
Дома, в квартире на Московском сегодня утром его не оказалось, поэтому Рогов для очистки совести отправился прямиком к брату на службу.
Дежурный Виктора узнал по прежним визитам и пропустил на удивление легко:
— За Ройтманом? — Понимающе кивнул он куда-то в сторону музея.
— Ага. За ним.
— Давно пора! У нас тут такой
— Случилось что-то?
Дежурный отмахнулся:
— Да, бля, хрен их разберет, начальников! Пропадают куда-то один за другим, а нам отдуваться.
— Как пропадают?
Но собеседник уже торопил, оглядываясь в торону лестницы:
— Не отсвечивай, давай быстро!
Рогов без разговоров шмыгнул мимо него, миновал коридоры и оказался в музее. Павла он застал в положении не только непотребном, но и не удобном: Ройтман сидел посреди комнаты, на самом верху высокой, шаткой стремянки и больше всего походил на ощипанного петуха. Из одежды на прапорщике имелись только трусы казенного образца, а щетина, блуждающий взгляд красных глаз и опухшие веки свидетельствовали о многодневном запое.
— Пашка?
— А-а, привет! — Узнал Виктора брат. — Йоб-теть… На похоронах, что ли, был?
— На каких? — Не понял Рогов.
— У Карлы! — Захохотал директор музея и наконец-то свалился со стремянки на пол.
Виктор с трудом прислонил его к стенке:
— Ты чего, Паша? Упился вконец? И Карла, что ли?
Но Ройтман уже не обращал на него внимания и озабоченно тер ушибленное при падении колено:
— Бейте, фашисты проклятые! Все равно ничего не скажу…
— Тьфу, перепугал! Пьяница.
— Да пошел ты, — отмахнулся Павел. Но тут же потерял равновесие и встав на четвереньки залаял на пыльный стенд с фотографиями членов политбюро.
Потом он заплакал:
— Ну на хрена, Витек? На хрена вы старика грохнули?
— Паша, успокойся… Уймись!
Глаза Ройтмана округлились:
— Ну? Кто теперь следующий? Я?
Директор музея взвизгнул и с неожиданным проворством подскочил с грязного пола:
— Давай, братан! Чего тянешь? Мочи, вам же свидетели не нужны!
— Да ты чего? — Разволновался Виктор. — Ты чего? Совсем уже сбрендил… На вот, водички выпей.
Но Павел уже разошелся:
— Ну, что? Как кончать меня будешь? Может, веревочкой удавишь? Сейчас… Сейчас, я тебе подсоблю!
Ройтман забегал из угла в угол, по пути обрывая со стен плакаты, фотографии и лозунги. Натолкнувшись на шифоньер, опрокинул его, с мясом вырвал последнюю дверцу и замер, ехидно поглядывая на брата:
— Нету веревочки!
— Слушай, успокойся.
— Не-ет… — Павел подскочил к столу:
— А что, если этим? Прямо так, в брюхо?
Виктор взглянул на предмет, подхваченный братом из нагромождения бутылок, обьедков и мятых номеров газеты «На страже Родины»:
— Это что? Стой!
В дрожащей, вялой руке красовался клинок — тот самый, его клинок, обломок сабли, который Виктор возил с собой в машине до кровавой схватки с Курьевым.
— Откуда? Это… это же мое! Откуда?
Павел обмяк, устало присел на край опрокинутого шифоньера и ответил без интереса:
— Хрен знает. Нечем было банку открывать, вот я у шефа в кабинете по ящикам и пошарился.
— У какого шефа?
— У Спиригайло. У Семена Игнатьевича, мать его в душу…
К сожалению, толку от их дальнейшей беседы было немного.
В происходящем Ройтман разбирался ещё хуже брата. Он просто-напросто был напуган до полусмерти и не знал даже того, что уже оказалось известно Виктору.
— Может, Спиригайло квартиру у тебя оттяпать хочет? — Осенило Павла. На него, гада похоже!
— При чем тут квартира? — Поморщился Рогов. — Вряд ли…
Напоследок, перед самым уходом из музея, брат припомнил, что на их частых, особенно в последнее время, совместных пьянках Семен Игнатьевич то и дело интересовался иконой.
— Какой иконой?
— Не знаю, — честно пожал плечами Ройтман…
Виктор опустил взгляд на столик, и увидел труп мухи в кофейной лужице. Потом отвел глаза и посмотрел на пристроившегося напротив человека.
Зрелище оказалось не намного приятнее. На вид соседу было лет семьдесят: сальные редкие волосы, желтые зубы, одет в грязные лохмотья… К тому же, от старика нестерпимо воняло.
— Чего тебе?
— Согреешь, нет? — Прохрипел нищий.
Только теперь Рогов заметил, что он почти неотрывно вцепился взглядом в нетронутый пирожок на тарелке:
— Бери. — Не дожидаясь, пока старик вцепится в пищу, Виктор подхватил сумку и направился к выходу из вокзального буфета.
В зале ожидания нашлось несколько свободных мест.
Рогов втиснулся на одно из них, между пухлыми сумками и чемоданами какого-то утомленного дорогой дядечки. Порылся, достал добытый в чужом почтовом ящике журнал:
«…Бразильские алмазы дешевле золота. А золото в Перу ценится дешевле серебра. В Чили медь дешевле олова, но в Боливии олово дешевле бананов. Зато в Эквадоре связка бананов дешевле стакана холодной воды…»
— Бред какой-то, — пожал плечами Виктор. Но делать было все равно нечего, и он продолжил чтение:
«В джунглях у реки Ориноко до сих пор живут племена, любимым занятием которых является поедание дипломатов и журналистов. Часы и кольца при этом они родным и близким не возвращают…
… В Мексике мужчины носят сомбреро с широкими полями — для того, чтобы во время тропического ливня под ними могла укрыться вся семья. Разумеется, в Панаме все носят панамы.
При том, что в Уругвае и Коста-Рике нет негров, и смотреть на них ходят в цирк за огромные деньги, в одной Бразилии негров больше, чем во всей Африке…»