Огненный омут (Дикое сердце)
Шрифт:
Она даже не перепоясалась, даже не заплела кос, еле вспомнила, что стоит все же затянуть разрез на груди. Так спешила, что уколола палец брошью – драконом из перегородчатой эмали с бирюзой. Не обратила внимания, лишь облизала ранку у ногтя, когда приподняла полог шатра.
Невдалеке горели костры. Вокруг них расположились паломники. Большинство из них спали, кто прямо на земле, кто на подстилках из шкур. Прохлада майской ночи их не тревожила. Те же, кому не спалось, переговаривались, рассказывали страшные истории, какие столь пленительны в такие лунные ночи у костра. Здесь
Эмма тихо выскользнула из шатра.
– Куда?
Огромный Оттар спал возле входа в шатер, но вмиг очнулся, схватил ее за лодыжку.
– Пусти, пес! Я хочу видеть сына.
Оттар разжал пальцы, поглядел на нее недоуменно. Она быстро шла в сторону монастыря. Странные эти христианки. Оттар задумчиво подергал себя за ус. Он плохо знал Эмму. Видел часто, слушал, возмущался ее выходками, но, как и все, был под властью ее чар. Поэтому не стал ей препятствовать. Вздорная Птичка. Среди ночи вдруг вспомнила о сыне, какого до этого сама же и доверила попам. Нет, надо переговорить с Браном-Беренгаром. Он куда лучше знает к ней подход.
Беренгар сидел у одного из костров. Был в благодушном настроении. Лениво следил за часовыми у опушки леса. При такой яркой луне они были отчетливо видны. Он улыбался в полудреме, но когда подошел к нему Оттар, вмиг очнулся. Выслушал его скупой рассказ о странном поведении Эммы. Вздохнул, как человек, обремененный тяжким долгом. Встал. Конечно, мысли Эммы трудно понять, как трудно проследить за порханием птички. Но его долг – охранять жену Ролло, быть всегда рядом.
Догнали они с Оттаром ее лишь у старой арки монастыря. Она шла прямо, даже не оглянулась.
– Эмма!
Она почти налетела на преградившего ей путь викинга. Медленно подняла лицо. Смотрела помутненным взглядом.
– Беренгар?
Что-то в ее лице не понравилось ему. Какая-то не присущая ей неподвижность. Яркий свет луны отражался на ее лице. Под длинными ресницами не было видно глаз. Голос звучал без интонаций, спокойно, точно сонно.
– О, великий Один! Что с тобой, Птичка?
Он довольно грубо, встревоженно тряхнул ее за плечо. Эмма охнула, будто очнулась. Оглянулась на Оттара. Насупилась.
– Что вы за мной ходите? Что вам надо?
Обычное, злое выражение на лице. Она пыталась оттолкнуть Беренгара. Довольно сильно. Но почему-то у викинга не проходила уверенность, что она спит.
Он хотел кинуться следом. Но Оттар удержал его. Пожал плечами – мол, пусть делает, что хочет. Однако когда через какое-то время у светящегося спуска в крипту поднялся шум, они оба пошли в ту сторону.
Франкон, расставив руки крестом, наступал на Эмму, заставляя ее пятиться из крипты.
– Ты сама дала «добро», чтобы в первую ночь твой сын был со мной.
– Нечего ему делать в склепе, – глухо настаивала Эмма. – Склеп не место для колыбели. Я же хочу просто со своим сыном прогуляться по лесу.
Она прижимала руку ко лбу. Голова кружилась. Голос Франкона казался визгливым, но каким-то далеким. Как сквозь дрему она понимала, что и в самом деле нечего будить ребенка, тащить его в лес. Где-то в глубине ее гнездилась тревога. Надо просто пойти лечь спать.
Но лес волшебно манил. Она видела, как серебрятся его курчавые верхушки под луной. Улавливала запахи сырой земли, молодой зелени, мяты, шиповника и мха. Голова была тяжелой, мысли путались. «Если я пройдусь под деревьями, это пройдет. Мне всегда становится лучше в лесу».
Она прикрыла глаза, запела:
Средь лесов и среди вод Леса дух меня зовет: Ночью тихой, ночью лунной Выйти к эльфам в хоровод!..Как хорошо! Она чуть улыбалась, прикрыв глаза.
– Эмма!
Какой резкий голос у Беренгара! Она поморщилась, огляделась. Они все ей виделись, как тени. И этот викинг с заплетенной в косицы бородой, и огромный Оттар, и темные силуэты вышедших из крипты монахов, и величественная фигура епископа.
– Почему ты не даешь мне сына, Франкон?
Он не отвечал. Она видела, как он осенил себя крестным знамением.
К ней подошел Беренгар.
– Иди отдыхать, Эмма. У тебя странный вид.
Она отошла. Думала о лесе, об эльфах, кружащихся в лунном свете на серебристых полянах, о темной прохладе под сенью листвы. Ей так хотелось туда. И это казалось странным. Хотя что в этом плохого? Ночь и роса Троицы имеют целебные свойства, уносят печаль, снимают сглаз… А Гийом… Опять какое-то смутное подозрение шевельнулось в груди. Что с ней?
Она лишь поглядела на Франкона. При свете луны его обычное лицо показалось ей на удивление взволнованным. Он стоял у разрушенного входа в крипту, неподвижный, решительный, всем своим видом дававший понять, что Эмму туда не пустит.
– Пусть Гийом спит. Ночь хороша – не спорю. Но мальчика я тебе не дам.
Эмма вдруг согласилась с ним. «Я просто прогуляюсь по лесу. В двух милях вверх по реке Риульф ловит раков. Вот он удивится, когда я приду». Забавная мысль. Она заулыбалась. Повернулась, пошла прочь к лесу.
Франкон лишь перевел дыхание. Глядел на ее удаляющуюся фигурку. Видел, как следом, словно сторожевой пес, двинулся Оттар. Что ж, это хорошо. Оттар – берсерк, и кто бы ни встретил Эмму в лесу, им еще придется потягаться с одним из лучших воинов Нормандии. Он увидел, что Беренгар тоже пошел следом. Потом вернулся. Ему еще надо было сменить часовых.
– Что с госпожой? Куда они? – спрашивали викинги.
– Так… – Беренгар сделал неопределенный жест рукой.
Его больше не спрашивали. Причуды рыжей Эммы уже никого не удивляли. Когда он окончил обход и сменил людей, ни Эммы, ни Оттара не было видно. Беренгар вошел под сень деревьев. Ему было не по себе. Суеверный, как все северяне, он верил, что в лунные ночи оживает Утгард – мир троллей, ведьм, прочей нечести. Конечно, он крещен, а христиане уверяют, что крест на его груди защищает от козней нелюдей.