Огненный омут

Вилар Симона

А их ссоры… Боже правый, Эмма сама не понимала, как получается, что, несмотря на всю любовь и нежность, между ними то и дело происходят перепалки. Случались меж ними и дикие сцены ревности, когда Ролло требовал, чтобы Эмма прекратила напропалую кокетничать, а она, в свою очередь, требовала, чтобы он услал из Руана его прежних наложниц с детьми. На что Ролло отвечал, что эти дети – его кровь и плоть. И они будут жить там, где он прикажет, нравится это его Эмме или нет. Что же до былых любовниц… Ролло даже удивлялся: он и имен этих женщин уже не помнил.

Эмма все же настаивала, а порой и наступала на мужа, сжав кулаки, – чем

веселила и смешила его. Тогда она обижено запиралась в своих покоях, а он врывался к ней, выбивая двери и круша мебель. А потом оставался у жены на ночь. Ибо, несмотря на все противостояние, эти ссоры только сильнее разогревали их ночи, возбуждали страсть, ибо натуре Ролло, и Эмме необходима была борьба, чтобы полнее ощущать жизнь.

Порой, когда во дворец правителя прибывал епископ Франкон, они с Ролло и Эммой допоздна засиживались за трапезой со множеством изысканных блюд. Вышколенные слуги расставляли свечи и аромат воска смешивался с запахом свежести после легкого нормандского дождя.

Эмма обычно восседала рядом с мужем, вслушиваясь в словесные баталии Франкона и Ролло. Епископ убеждал язычника, что негоже такому могущественному правителю оставаться идолопоклонником, когда главная его задача – укреплять положение государства. А этой цели можно достичь быстрее, если уравняться с соседями прежде всего верой. Тогда все правители будут видеть в нем ровню.

– Они и так не слепы, – ковыряя ногтем в зубах, лениво перечил епископу насытившийся Ролло. – Во мне есть сила, с которой нужно считаться. Вон послы из Англии привозят мне послания от своего короля. Граф Бодуэн Фландрский заключил со мной перемирие на десять лет. А люди из Кордовы, которые поклоняются Магомету…

– Молчи, молчи! – взмахивал руками и начинал неистово класть кресты Франкон. – Во имя Отца, Сына и Святого Духа!.. Мне горько сознавать, Роллон, что ты скорее объединишься с еретиками-мусульманами, нежели со своими соседями франками. А твой казначей – вообще иудей, а…

– А мой советник по составлению новых нормандских законов – именно ты, христианский священник. Как видишь, я не брезгую общением ни с одной из религий, и это только приносит мне пользу. Ибо каждый из вас силен в чем-то одном, я же использую каждого по назначению. У мусульман я закупаю оружие, у христиан-фризов – сукно, франкские каменотесы возводят мне укрепления, а мои соотечественники несут военную службу. Так что я всем доволен и мне незачем о чем-то молить вашего Христа. Пусть он мне только не мешает, а с остальным я управлюсь сам.

Эмма молчала, переводя взгляд с одного собеседника на другого. Ролло, уставший за день, расслабленный едой и вином, порой глядел на нее и мягко улыбался. Франкон изысканно объедал каплунью ножку. Ценнейшие перстни поблескивали на его холеных пальцах. Церковные богатства нормандского примаса весьма возросли при власти Ролло, и Франкон чувствовал бы себя вполне счастливым, если бы не знал, что этот варвар готовится к новым завоеваниям. Ролло к этому побуждала воинственная религия северян. Епископ опять заводил речь о том, что Ролло куда больше смог бы сделать для своего края, если бы не разжигал войны с христианами.

Конунг небрежно отмахивался. Почему он должен думать о мире, когда сами франки воюют между собой?

Епископ не нашелся, что ответить. В Руане знали, что на Луаре Эбль Пуатье ведет нескончаемые войны с Адемаром, графом Ангулемским; Фульк Анжуйский, по прозвищу Рыжий, враждует с Тибо Турским; на грани войны и отношения между дядьями Эммы герцогом Робертом Нейстрийским и королем Карлом Простоватым. Да, франки воюют, ослабляют себя междоусобицами, в то время как власть Ролло крепнет. И этот варвар не скрывает, что ждет своего часа, когда пойдет большим походом на франков, ибо не отказался от намерения однажды стать главой всех земель Франкии.

– Ты очень честолюбивый человек, Роллон, – вздыхал епископ.

Конунг дерзко улыбался, но серые глаза цвета холодного моря его северной родины оставались серьезными.

– Только честолюбивые люди получают то, что хотят.

– Никто не в силах достичь невозможного, – неопределенно отвечал Франкон.

Он бросал украдкой взгляд на гордое лицо и мощный торс Ролло. Порой и Франкону казалось, что этому варвару под силу совершить невозможное. В нем жил дух Аттилы и Теодориха, а Франкон читал в анналах, сколь многого они достигли и какую память оставили в веках. И он, Франкон, считал, что должен сделать все возможное, чтобы остановить Ролло, не допустить нового нашествия. И в этом рассчитывал на благоразумие Эммы.

Молодая женщина сидела между ними, нарядная и красивая. Франкон видел, как сияют глаза Ролло, когда тот обращает взор на жену. Она очень изменилась, повзрослела за последнее время. Сейчас, когда волосы ее были высоко зачесаны и уложены короной, удерживаемые обручем с невысокими зубчиками, Эмма выглядела, как настоящая королева.

Поклонник всего прекрасного, епископ не мог не воздать ей должное и отмечал у этой девочки врожденный вкус, умение выбирать одежду и украшения. Сейчас на ней было широкое одеяние цвета топленого молока с вышитыми по подолу и на рукавах узорами в виде дубовых листьев, фактурой напоминающие тонкую резьбу по дереву. Длинные ажурные серьги изящно покачивались при повороте головы, отбрасывая легкие лучики на щеки и длинную шею молодой женщины. Она выглядела прекрасной и цветущей, беременность отнюдь не портила ее, а уже выступавший под складками платья живот только умилял и придавал ее девичьему облику нечто трогательное.

Неожиданно стукнула дверь, вошел стражник, сообщив Ролло, что прибыл его посланник. Ролло поднялся, вмиг превратившись из расслабленного, лениво-сытого зверя в напряженного, увлеченного охотой опасного хищника. Вышел, даже не попрощавшись, а Эмма с тревогой поглядела ему вслед. Она уже знала, что следует за такими поздними визитами и такими новостями. Ролло теперь или придет к ней поздно ночью, либо может не прийти совсем, и она лишь услышит дробный топот копыт под окнами. Она уже привыкла к его отлучкам.

Эмма любила Ролло как мужчину и мужа, но испытывала и огромное уважение к его мудрости и силе правителя. Во власти он был упрям, безжалостен, неуступчив, решителен и настойчив. Он был милостив к тем, кого признал и возвысил, но его гнев заставлял трепетать любого, кто выходил из повиновения. Казни не были редкостью в Руане, а Ролло порой приходил к Эмме в опочивальню весь пропахший запахом пыточной, и она брыкалась и ругалась, не желая принимать его. Порой, когда он устало засыпал, едва его голова касалась подушки, Эмма разглядывала мужа. Во сне черты его разглаживались, становились безмятежными, спокойными. Порой же он хмурился во сне, и лицо его обезображивалось жестоким, почти звериным оскалом.